Игорь Зотиков - Пикник на Аппалачской тропе

Кровь бросилась мне в голову от этих слов. Ну почему, почему советского человека перед отправкой за границу неоднократно предупреждают о том, что ему надо быть осторожным, остерегаться лишних и ненужных контактов, особенно с незнакомыми или подозрительными людьми, которые могут спровоцировать или еще хуже… И конечно, не встречаться с эмигрантами, этими отщепенцами. Иначе… «О, нет, законов никаких нет, — предупреждали меня. — Все на ваше усмотрение. Но мы советуем, чтобы не было потом неприятностей…»

Какой Гриша отщепенец, провокатор? Просто несчастный человек, который, наверное, еле держится на поверхности.

«Делай, что должно, и пусть будет, что будет…» — вспомнил я слова Короленко. Ах, как трудно следовать им.

«Конечно, пусть приходит, — сказал я тогда, — я буду очень рад, что наконец увижу его. Ведь у нас в Москве никто толком не знает, что он делает, как идут его дела. Будете говорить с ним — передайте привет».

Курт не скрыл своей радости, услышав такой ответ. Он рассказал мне, что когда Гриша с Ольгой и ее сыном выехали из СССР и жили еще в Италии, ожидая разрешения на въезд в США, он написал письма всем своим знакомым американским гляциологам. И они в конце концов нашли для Гриши место гляциолога, специализирующегося по сохранению и поддержанию в хорошем состоянии естественных и искусственных снежных склонов для горнолыжного спорта. В этой должности Гриша проработал больше года. Он начал очень энергично, сделал на заседании одного из отделов института хороший обзорный доклад о методах увеличения продолжительности горнолыжного сезона за счет искусственного поддержания и даже создания снежного покрова на склонах. Но хозяева этих склонов, подъемников для горнолыжников и горных отелей предложили Грише представить им конкретные расчеты о том, как создать искусственный снежный покров на склонах, где, по прогнозам метеорологов, он должен был образоваться с запозданием. Гриша сказал, что сможет сделать необходимые расчеты, если ему дадут срочно и для свободного пользования электронно-вычислительную машину и помощника-инженера. Но он забыл, что находится не в СССР, а в Америке и что время здесь — доллары. Ему тут же дали и ЭВМ, и помощника, но Гриша не смог сделать обещанных расчетов и конкретных рекомендаций в срок. А для отчета они никому не были нужны.

Его не уволили сразу. К счастью, довольно быстро выпало много снега, образовались склоны, ну а поддержать их в порядке и безопасности от лавин — это работа, которую Гриша умел делать. К весне снова возник вопрос об искусственном наслоении снега на склоны, чтобы продлить сезон. Он не смог этого сделать и ушел с работы. А к этому времени освободилась должность директора экспериментальной снежно-лавинной станции неподалеку отсюда, в Скалистых горах, и опять же его друзья гляциологи вспомнили, что он был директором почти такой же станции в горах Кавказа. И взяли его на эту работу.

На другой день ко мне после лекции подошел широко улыбающийся, с желтыми неровными зубами, лысый человек. Американцы тех лет, конца семидесятых годов, любили одеваться подчеркнуто неряшливо в рванье. Такая мода пришла от хиппи. Но Гриша, пожалуй, перещеголял всех. Дыры на коленках его застиранных джинсов, в которых он пришел на семинар, были такие большие, что когда он сидел, сгибая ноги, то белые, незагорелые коленки его полностью вылезали наружу. Правда, остальная одежда — ковбойка и большие, грубые, когда-то желтые горные ботинки были вполне сносными.

На другой день меня возили посмотреть на гордость института — экспериментальную станцию, расположенную высоко в горах, недалеко от верхней границы леса. И странное чувство овладело мной: два крытых красной черепицей островерхих дома с балконами, внутренними и наружными лестницами, холлами, лабораториями, общежитиями для студентов и квартирами для сотрудников, камином и баром — все было так же, как там, на Кавказе. Только квартира директора станции Гриши была спланирована по-американски — двухэтажная, с внутренней лестницей.

У входа в квартиру, на балконе, нас ждала красивая женщина. «Ольга», — сказала она только одно слово и протянула руку. Когда я осторожно пожимал ее, то чувствовал, что это рука крестьянки, женщины, которая делает сама любую работу. И в то же время это была маленькая женская рука.

«Вот, наверное, такими были жены первых пионеров Америки. Такая женщина не даст пропасть. Пожалуй, Грише в этом повезло…» — подумал я тогда.

Ночевали мы с Куртом на станции. Вечером пришли к директору поужинать, и за длинной, чисто русской трапезой хозяева рассказали о своей жизни. Оказалось, что Ольга не смогла и здесь создавать свои модели украшений для женщин из благородных металлов и камней. Достать серебро, даже золото — здесь серебро не в ходу — было легко. Легко оказалось достать и инструменты. Все можно было получить в кредит и в аренду. Но ничего из того, что делала Ольга, увы, не продавалось. Американки щелкали языками, вежливо хвалили работу, примеривали украшения, даже с удовольствием брали поносить, если Ольга предлагала своим хорошим знакомым, но никто ничего не покупал. И я понял, что Ольга уже рассталась со своей мечтой, из-за которой она уехала в Америку. Ну а у Гриши дела тоже шли не очень удачно. Он принял участие во внутриинститутской борьбе. Директор института, который его когда-то принял на работу и не раз помогал, был снят, заменен другим, его противником. Грише бы держаться подальше от всего этого, а он счел своим долгом не бросать в беде человека, который ему когда-то помог, выступил открыто на каких-то сходках в пользу старого руководства. И вот сейчас, когда старый директор окончательно ушел, а новый, естественно, набирает свою команду, Гриша получил уже неофициальное уведомление о том, чтобы он подыскал себе новую работу, и не в стенах института. И квартиру бы тоже освободил. А ведь эта квартира была бесплатной. «Вот так, Игорь, когда ты будешь в своей Москве — я не знаю, где уже будем мы», — грустно сказала Ольга.

Вот с этими воспоминаниями и уснул я в первую ночь моего «нового Боулдера».

А что было дальше — расскажет дневник.

23 сентября, четверг. Встал в 6.30. За окном великолепное утро, четкая линия гор совсем рядом. В восемь утра за мной заехал Курт и увез на работу, то есть в трехэтажное здание института альпийских и полярных исследований. Красивое название, не правда ли?

Здесь мне выделили отдельную комнату для занятий и для подготовок к лекциям. Комната полна китайских вееров и фонариков, так как, объяснили мне, в ней живет «молодая леди из Пекина», которая приехала сюда учиться. Ее не будет до понедельника, а к тому времени я уеду.