Януш Вольневич - Красочный пассат, или Странствия по островам Южных морей

Из прочитанного я узнал, что, хотя архипелаг Тонга и насчитывает двести островов, лишь тридцать пять из них обитаемы. Все королевство делится на три основные группы островов: Тонгатапу, Хаапай и Вавау. На всех островках Хаапай, расположенных приблизительно в ста милях от Нукуалофа, проживает не более пяти тысяч островитян, а в группе Вавау, находящейся еще дальше, — свыше двадцати тысяч. Вавау был открыт позднее всех других островов архипелага — лишь в 1781 году испанским мореплавателем Маурелье. Произошло это через двести лет после того, как голландские мореплаватели Виллем Корнелис Схаутен[ Схаутен Виллем Корнелис (1580–1626) — голландский мореплаватель. В 1615–1616 гг. вместе с Я. Лемером возглавлял экспедицию, которая обогнула Южную Америку, открыла мыс Горн и ряд островов в Океании. — Примеч. пер. ] и Якоб Лемер[ Лемер Якоб (1586–1616) — голландский купец и мореплаватель. Вместе с В. Схаутеном в 1615–1616 гг. возглавлял экспедицию, которая открыла ряд островов в архипелагах Туамоту и Тонга и у северных берегов Новой Гвинеи. — Примеч. пер. ] сделали в 1616 году запись в своем путевом дневнике об открытии ими островка Ниуатопутапу, расположенного далеко к северу от Тонгатапу. Большинство островов архипелага — коралловые формации, некоторые из них, однако, вулканического происхождения.

В апреле 1789 года близ одного из таких вулканических островов — Тофуа — начался бунт на судне «Баунти». Другим значительным событием в истории тихоокеанского королевства был захват тонганцами в конце 1806 года британского пиратского корабля «Порт-о-Пренс». Тогда островитяне перебили всю команду этого судна, оставив в живых лишь пятнадцатилетнего мальчика по имени Уилл Маринер. Четырехлетнее пребывание этого юноши на острове Лифука (группа Хаапай) дало ему богатый материал для написания дневника, который считается сегодня классическим литературным произведением, посвященным Океании, поскольку в нем содержится много ценной информации, касающейся жизни и обычаев жителей Тонга тех времен.

В материалах, которые дал мне почитать Апфелсиннер, я тщательно выискивал сведения о зарождении на Тонга пуританской церкви, которая причиняет столько терзаний своим приверженцам в святое воскресенье. Оказалось, что методисты обосновались на Тонга лишь около 1828 года, после того как сначала обратили в христианскую веру жителей островов Хаапай. Произошло это при активном участии вождя Тафуаахау, ставшего впоследствии королем Георгом Тупоу I всего архипелага. Король хорошо понял ту пользу, которую ему может принести сотрудничество с миссионерами, действительно помогавшими ему добиться власти над всеми островами Тонга. Честолюбивый правитель, поддерживаемый преподобным Ширли Бэйкером, не сумел добиться автономии для тонганской церкви, поэтому он пошел на раскол и основал свободную методистскую церковь, действовавшую только на Тонга. Король стал главой этой религиозной организации, и его функции перешли впоследствии к королеве Салоте.

В воскресенье утром я прежде всего поинтересовался у Апфелсиннера, можно ли мне умыться. Затем, ориентируясь по звукам колоколов, доносившимся со всех сторон, направился в одну из многочисленных церквей, рассеянных по острову.

В пути я с изумлением заметил, что на улицах все-таки попадались мотоциклы и автомобили.

— Частным машинам движение разрешено, — пояснил сопровождавший меня самоанец. — Впрочем, не в этом только проявляется лицемерие местных властей. Эти автомашины принадлежат главным образом представителям местной знати.

Вот и деревянная, наспех сколоченная из досок церквушка. Крыша была покрыта ржавым железом, да и интерьер отличался крайней скудностью. В церквушке толпились нарядно одетые тонганцы — мужчины в юбках до колен, женщины — до щиколоток. Во время службы верующие много пели. Надо сказать, что поют тонганцы прекрасно. Идеальная гармония голосов, чудесные мелодии — все это меня очень взволновало.

Служба кончилась. Я стал пробираться к выходу. Тут в дверях ко мне подошел могучего телосложения мужчина, обратился на хорошем английском языке и сразу же пригласил к себе на обед.

— Это совсем недалеко отсюда, — объяснил он, — буду очень рад, если вы, чужестранец, изволите посетить мое скромное жилище.

«Острова Дружбы», — вспомнил я прежнее название Тонга и без лишних церемоний принял приглашение островитянина. Мимо зеленых изгородей городка мы зашагали к его дому.

— Господин Фатухелу, — представился мой новый знакомый. По дороге он развлекал меня рассказами о Новой Зеландии, где окончил какой-то колледж. Я не успел оглянуться, как оказался перед опрятным, крытым пальмовыми листьями и утопающим в зелени домиком. Мы вошли в дом. Внутри прохладно. Посреди комнаты на циновке лежала целая груда яств. Конечно, хозяин не мог предвидеть, что будет принимать гостя, и тем не менее приготовленный обед поражал своим обилием. Я познакомился с женой Фатухелу и его четырьмя детьми. Отец что-то сказал ребятам, и они исчезли.

Когда мы, скрестив ноги, расположились на циновке, меня угостили сначала традиционной чашечкой кавы. Из опыта, приобретенного на Новых Гебридах, я знал, что эту кокосовую «чарку» следует выпить одним залпом. Я так и сделал, чтобы ничем не проявить неуважения к гостеприимному хозяину.

Снизу груда выставленных яств казалась еще внушительнее. Чего здесь только не было! Поросенок, цыплята, завернутые в листья, рыба, крабы, ямс и огромное количество всевозможных овощей и фруктов. Пир обещал быть как у Гаргантюа. Глядя на обильно сервированный «стол»-циновку, я понял, чем объясняется тучность тонганцев.

За обедом за мной ухаживал сам хозяин. Если он подавал рыбу или цыпленка, то непременно целиком. Так же обстояло дело и с крабом. Затем подали огромное блюдо с овощами. Я пытался протестовать, но Фатухелу объяснил, что, по обычаю, на Тонга гость выбирает самые лучшие куски.

Хозяйка почти не участвовала в беседе. В основном она прислуживала за столом. Мы сытно пообедали. Остатки яств тут же съели домочадцы, чей обычный распорядок дня я невольно нарушил.

Мы ели молча. После фруктов знакомый с обычаями европейцев хозяин угостил меня чашечкой черного кофе. Сам же он кофе не пил. Затем Фатухелу распорядился убрать «стол»-циновку и предложил мне перейти на веранду. Он понимающе заулыбался, когда я, облегченно вздохнув, прислонился в углу к стене. Ноги мои из-за непривычной позы во время обеда совсем занемели, да и спина стала побаливать.

Разговор несколько оживился. Правда, хозяин не проявлял никакого интереса к делам европейцев. Его мир по вполне понятным причинам ограничивался лишь Австралией и Новой Зеландией. В разговоре я тоже пытался говорить больше о жизни на Гонга.