Ольга Погодина - Золотой фазан

— Не хочу говорить. Служебное дело, не для твоих ушей!

Но потом из обрывков слухов Коля уловил, что расправа с разбойниками была короткой и жестокой, какую только они и поняли, враз убравшись восвояси.

Однако, несмотря на столь быстрое и успешное выполнение Николаем Михайловичем своего поручения, отправиться обратно на озеро Ханка не вышло. Две недели просидели в Хабаровке, ожидая дальнейших указаний, а затем Николай Михайлович получил пакет с назначением в генеральный штаб в городе Николаевске. Планы экспедиции срывались, и Коля ожидал справедливого гнева, однако Николай Михайлович велел собираться безо всяких разговоров. Памятуя о тяготах зимнего путешествия, Коля уже к началу сентября раздобыл все необходимое, и они покинули Хабаровку.

В Николаевск Николай Михайлович ехать не хотел, да и Коля тоже, потому путешествие вышло безрадостное. С грехом пополам добравшись, Николай Михайлович тут же пошел докладываться в штаб, и, едва переступив порог, получил ворох служебных заданий, все больше канцелярского свойства. Коле и не нужно было ничего говорить — он прекрасно знал, что Николай Михайлович с его охотничьим азартом и беспокойным нравом терпеть не может канцелярию.

Осень в Николаевске выдалась под стать настроению исследователей — зарядили хмурые дожди, дороги развезло и приходилось целыми днями сидеть дома. Николай Михайлович проводил дни напролет, попеременно разбирая служебные бумаги, и собственные записи:

— Раз уж придется тут сидеть без милого моему сердцу дела, так, быть может, и рукопись свою доведу до пристойного вида с тем, чтобы ее побыстрей уже издать.

Работа эта по большей части была нудная и кропотливая. Пока Николай Михайлович приводил в порядок свои путевые записи, Колю он засадил за новое занятие:

— Поскольку товарищи мои книги, что я просил, наконец прислали, займись-ка ты их сортировкой. Выбери все, что мне может пригодиться в следующей экспедиции.

Это когда снова на Ханку пойдем? — уточнил Коля. Он знал, что Пржевальский собирался снова вернуться на озеро Ханка весной. Однако что в этих книгах может быть интересного для них, уже видевших все воотчию?

Нет, с этой экспедицией все мне уже ясно, своим разумением обойдусь. Но наша с тобой экспедиция — еще так, разминка, показное школярское упражнение. Я, брат, пока только в самом начале пути, и в планах моих — дела по-настоящему великие. Хочу новые земли открывать, и не только во славу, но и с практической пользой для отечества. Так что ты собирай и выписывай в отдельную тетрадь все, что найдешь о Тибете. Тибет, Коля, — это сердце Азии, и я хочу своими глазами увидеть, как оно бьется, это сердце! Для начала собери все, что можно, о пустыне Гоби, о верхнем течении Желтой реки, стране ордосов и озере Кукунор. Туда наперво пойду, как только получу разрешение на экспедицию. И маршрут мне следует начинать обдумывать уже сейчас. Потому что когда в Петербург вернусь пороги обивать — должен уже знать, о чем просить и с какой целью. Наука — она наукой, но одним научным интересом не обойтись. Здесь взгляд нужен куда обширней — еще и политический, и военный. Большую работу проделать надо.

Коля, корпя над потрепанными в дороге копиями китайских карт, мысленно ворчал: «Ишь, придумал дело! Еще здесь всех дел не сделали, а ему уже в Петербург ехать! Разрешат ли еще новую экспедицию — неизвестно, а работу уж мне нашел. Сиди, спину гни. Не дай Бог бездельничать!»

Но понемногу ему и самому стало интересно.

Тибет — самое таинственное место в Азии, это даже он знает. Где-то там, в сердце немыслимо высоких гор, есть заповедная страна, в которую не ступала еще нога белого человека. Китайцы наделяют тамошних жителей сверхъестественными свойствами, а у бурят больше всего почитаются ламы, посетившие Лхасу — священный город, центр этого странного и могущественного язычества. Найти затерянный в горах священный город, местоположение которого тщательно скрывают его обитатели и пролить свет на его существование — такая задача не может не манить своим величием такого человека, как Пржевальский. И если для достижения этой цели придется идти через пустынные степи Гоби и дальше, до самого Пекина — он дойдет. Вот уж в чем Коля, проведя с Николаем Михайловичем целый год, нисколько не сомневался.

Верхнее течение Желтой реки, — Хуанхэ, и земли ордосов лежали на стыке границ Северного Китая и южной Монголии — мест, совершенно европейской наукой не исследованных. Немаловажным оказалось, что Ордос, лежащий в северном изгибе Хуан-Хэ и прилегающий к китайским провинциям Шень-Си и Гань-Су, расположен на пути к Тибету, — заветной цели Пржевальского.

Разбирая бумаги, Коля в результате увлекся собственной загадкой. Вот, скажем, загадка Лоб-Нора. О таинственном городе Лоп, расположенном в начале великой пустыни, упоминает Марко Поло (глава 57 его «Книги» аккуратно переписывается Колей в отдельную тетрадь). Однако он ничего не пишет об озере. А вот в китайском трактате «Си-Юй-Ши-Дао-Цзы» Лоб-Нор упоминается, и есть сведения, что лежит оно в бассейне реки Тарим и вода в нем соленая. На карте Китайской империи 718 года это озеро тоже есть, однако расположено оно в совершенно другом месте.

Не сразу Коля решился показать свои выкладки патрону, но показав, все больше уверялся в своей правоте.

— Смотри, Николай Михайлович, — тыча в копию китайской карты, восклицал он, — Вот еще белое пятно, которое непременно нужно заполнить!

Ишь, разошелся, — усмехнулся Николай Михайлович, — Ты от дела-то не отрывайся.

Но Колины заметки прочел внимательно и потом сказал:

— А ведь ты прав, тезка. Тут как минимум еще на одну экспедицию дело есть. И немалое.

Несмотря на уйму интереснейшей работы и железную дисциплину, сидеть дома подолгу Пржевальский не мог при всем желании, и предпринял вместе с неизменной Ласточкой несколько вылазок с целью разведать окрестные леса. Однако, избалованный изобилием птицы и дичи на Ханке, возвращался разочарованным и ворчал, что на триста верст китайцы и тазы повыбили всю дичь, чтобы только повыгодней сбыть ее в Николаевске. Дважды вместе с Колей они ездили на лиман Амура, к Охотскому морю. Поскольку начался осенний пролет птицы, здесь на берегах держались стаи уток и гусей, и в оба раза набили они вдвоем, верно, штук семьдесят, оделив своей добычей знакомых офицеров. Но того выражения счастья на лице у Николая Михайловича не было, как не было здесь и привольной жизни наедине с природой, а по контрасту с ней все здешние недостатки так и лезли в глаза.

Командующим войсками области был контр-адмирал Фуругельм, а начальником штаба, в распоряжение которого поступил Николай Михайлович — генерал-майор Тихменев, — тот самый, к которому Николай Михайлович писал из гавани Ольги (кстати, его ходатайство лейтенант Векман передал, и в судьбе девочек генерал Тихменев принял живейшее участие). С заместителем Тихменева, Иосифом Гавриловичем Барановым, Николай Михайлович сошелся накоротке, равно как и с другими старшими адъюьтантами, — Степановым и Губановым. К сложившейся офицерской компании примкнули подполковник для особых поручений Бабкин и дивизионный доктор Плаксин.