Казимир Добраницкий - В Америку и обратно

Рабочие, шедшие с нами, рассказывали про свою жизнь. Масса безработных, потому что консервные заводы, являющиеся крупнейшими промышленными предприятиями в стране, сокращают работу. Жалованье очень низкое: 1 пезу 50 центов — 1 пезу 70 центов в день (пезу равняется доллару). При тамошней дороговизне это еле-еле достигает прожиточного минимума. Семьи большие, почти все запутались в долгах. К хозяевам приходится подлаживаться, так как по уругвайским законам хозяин может в любой момент уволить рабочего без объяснения причин, не заплатив ему ничего вперед. Многие из безработных ужасно бедствуют, иные не едят досыта даже хлеба. Но буржуазные газеты замалчивают то, что творится на Серре, коммунистическая же «Justicia» хотя и пишет об этом, но она слишком еще слаба для того, чтобы разбудить спящее общественное мнение.

Мы видели дома, в которых живут граждане Уругвая — «самой демократической из всех американских республик», как с гордостью рекомендует свое отечество буржуазная пресса. Мне приходилось видеть, как в тесноте, при невероятном перенаселении Москвы, живут теперь рабочие на ее окраинах; мне приходилось видеть наши крестьянские избы, о которых иностранцы говорили, что они «отражают собою культурный уровень народа», но такого ужаса, как эти уругвайские дома, я никогда не видел и не представлял себе ничего подобного. Три четверти домов сделаны из сложенных пустых четыреугольных бидонов из-под керосина. Дома длиною и шириною по 1 1/ 2—2 сажени. Об электричестве и водопроводе не приходится и говорить. Естественные потребности удовлетворяют тут же, подле дома, на открытом воздухе. Спят на земле. И это ни в ком не возбуждает возмущения или сознания, что это ужасно. Все это считают нормальным правительство и парламент «демократичнейшей из американских республик».

В понедельник 8 июня нас повели осматривать строящееся здание парламента. Еще раньше нам с гордостью рассказывали, что это будет самое дорогое из парламентских зданий всего мира: оно будет стоить 14 миллионов долларов. Внутри это здание уже почти совсем отделано.

Осмотр его оказался довольно интересным. С первого взгляда видно, что на мягкие части тела, на ноги и на желудок вершителей судеб Уругвая обращено гораздо больше внимания, нежели на их головы. Какие там кресла! Когда садишься в них, они как будто обнимают и охватывают тебя. В иных комнатах кожаные, подушки на креслах надуты воздухом. Ни одно перышко, ни одна неудобно лежащая пушинка не должны нарушить покой мыслительных органов, т.-е. сиденья уругвайских законодателей. Но не забыты и другие их потребности. Большая зала рядом с залой заседаний предназначена исключительно для прогулок. Вся она из мрамора. Безвкусное желание показать большое количество сортов мрамора, добывающихся в Уругвае заставило строителей сделать эту залу похожей на лавку мрамора, где каждые два шага наталкиваешься на другую его разновидность. Рядом же большая зала и для банкетов.

Но тем, кто сказал бы, что строители парламента, увлекшись сиденьями «вождей народа», забыли про их головы, тем показали бы библиотеку, находящуюся в том же здании. Правда, библиотека эта находится на четвертом этаже, правда, там места всего человек на двадцать, но строители, очевидно, были уверены, что большего числа охотников почитать среди членов уругвайского парламента никогда не найдется.

Выходя из парламента, мы вспоминали дома из бидонов, виденные нами вчера на Серре, и сравнивали их с этим 14-миллионным зданием, предназначенным для заседаний «вождей народа».

Невольно вспоминалась Россия, вспоминались субсидии, отпускаемые правительством на строительство домов для рабочих, и вспоминалось, что Съезд Советов уже 8 лет собирается в чужих зданиях, и не строит себе особого помещения.

Русских в Уругвае очень много — я говорю не о тех русских, которые сражались в белых армиях, пороли и вешали крестьян, а потом сочли себя слишком хорошими для новой России, я говорю о сотнях крестьян, которые теперь, п р и С о в е т с к о й в л а с т и, услышав от агентов пароходных компаний о том, что земли в Уругвае сколько угодно дадут даром, дадут и ссуду на покупку сельскохозяйственных орудий, продавали скарб, почти все отдавали за проездной билет (шифс-карту) и ехали искать счастья в Америку. Сюда они приезжали почти без денег, не владея языком. Конечно, земли им или совсем не давали или предлагали такую, что на ней ничего бы не выросло — песок, а не земля. Денег на обратный путь у них нет, и, не имея возможности выехать, они месяцами живут, буквально голодая, в эмигрантском доме.

Эмигрантский дом — это ад. Большие комнаты, вдоль комнат — нары. Нары расположены очень близко друг от друга в несколько рядов. Тут и мужчины, и женщины — и с семьями, и холостые. В воздухе вонь, запах табаку, мокрых пеленок, дыханье множества людей, все это создает такую атмосферу, что свежий человек с трудом переносит ее.

Эти крестьяне — советские граждане, они уехали с разрешения советской власти. Толпами приходили они на пароход, умоляя взять их с собою в Россию. Мы не могли этого сделать. Но вопрос этот стоит чрезвычайно остро. Люди погибнут, если не будут приняты энергичные меры к возвращению их в Россию, куда они стремятся, но куда не могут попасть из-за отсутствия у них денег на проезд.

Есть тут русские и другого сорта. Это белые офицеры, буржуа, бежавшие от советской власти. Они разорились и принуждены работать. Небольшая группа их осталась верна своим заветам, выписывает коллективно «Новое Время» (ах, как «Новое Время» отстало от «Правды», которая при коллективной подписке стоит дешевле, чем при индивидуальной) и коллективно же вслух читает его. В общем получается что-то вроде избы-читальни. Но даже несмотря на такие завоевания культуры, как изба-читальня, их все же тянет в Россию. Иные из них приходили на судно и расспрашивали, нельзя ли им вернуться в Россию.

Вероятно, делом их рук была приклеенная на стенке одного из палубных строений прокламация Кирилла от августа 1924 г., в которой тот, «осенив себя крестным знамением», сообщает о том, что он «по законам Российской Империи» становится царем.

Глупые люди! Неужели они думали соблазнить кого-нибудь из нас этим императорским манифестом, написанным во Франции?! (Впрочем, чтобы не портить впечатления, на «манифесте» не написаны ни место его подписания, ни место его издания.)

Женщины в Уругвае находятся до замужества в строжайшем подчинении у родителей, а из дому попадают сразу же в подчинение мужу.