Герман Волков - Золотая Колыма

На закате, в трех собачьих перегонах от Олы, казаки поставили Тауйскую крепостицу, на востоке срубили Ямское зимовье, а на Оле долго ничего не ставили, И лишь в прошлом веке уездное начальство учредило Ольский стан, нарядило сюда казака Иннокентия Тюшева. Был он в службе усерден, за многолетнее усердие медалями обвешан и дослужился до зауряд-хорунжего.

Христовы слуги, православные священники, желавшие во что бы то ни стало обратить в свою веру всех инородцев-язычииков, тоже почему-то долго не тревожили ольских сидячих тунгусов. В Тауйске сначала часовню срубили, а затем в 1839 году и церковь, Благовещенскую, освятили. Пять лет спустя в Ямске построили церковь Покрова. В Оле лишь через полвека поставили двуглавую деревянную церковку Богоявленскую, освятив ее в 1896 году.

Была она однопрестольная, священника своего не имела, наезжал из Ямска отец Серапион. Престол был в январе, на Богоявление. В это время и ярмарка. Поп — с крестом, торговые люди — с товарами, бродячие тунгусы — с мехом. Поп исповедовал всех: и бродячих, и сидячих, крестил всех детей, народившихся за год, венчал всех, кто уже не только женился, но и детьми обзавелся. За наспех и чохом свершенные обряды отец Серапион брал белками и горностаями. Красным зверем брали за охотничьи припасы, мелкую галантерею и огненную воду торговые люди. Мягким золотом взимал ясак для белого царя казак Иннокентий Тюшев. Про царя тунгусам он говорил: высок царь, выше гор и звезд, и много-много шкурок надо, чтоб одеть его. Тунгусы верили и попу, и купцу, и казаку Тюшеву, и своему шаману.

Здесь же, на ольской ярмарке, отведав огненной водицы, под шаманские бубны тунгусы исполняли свои древние танцы. Кончался престол, кончалась ярмарка, бродячие орочи откочевывали, сидячие ламуты оставались. И затихала, засыпала Ола до следующего января.

Еще в позапрошлом веке среди ольских сидячих тунгусов объявились насельниками первые русские, Якушковы, из тех хлебопашцев, коих повелением матушки Екатерины посылали в дикий край хлеб сеять. Но скупая землица не захотела рожать, а Якушковы чуть не вымерли. Из всех осталась в живых вдова Евпраксия с пятью дочерьми и двумя сыновьями. Чтоб окончательно не известись, занялись хлебопашцы рыбной ловлей, породнились с морскими людьми, стали скуластыми, узкоглазыми, свой родной язык покорежили, засюсюкали, как тунгусы, окамчадалились. Так и выжили. Два сына вдовы Евпраксии такие корни пустили, что через полвека расплодилось в Оле шесть крестьянских семей Якушковых. Одна, Николая Якушкова, занявшись торговым делом, перед революцией в мещане записалась.

Прежде путь в Колымский край лежал через Якутск, Верхоянск, Зашиверск, Алазейск — долгий северный путь, две с половиной тысячи верст, проторенных русскими землепроходцами еще в XVII веке. Двести лет спустя, в 1893 году, бывалый казак Петр Калинкин пришел на берега Колымы с Олы. Эта дорога оказалась на две тысячи верст короче, причем шли с юга, с Охотского моря, а по нему из Владивостока можно доставлять грузы без особых неприятностей. И не будучи купцом, Калинкин решил заняться развозным торгом.

Для этого люди нужны лошадные. Таких в Оле, кроме Якушковых, не нашлось. У остальных — одни собачки, а на собачьих нартах до Колымы ничего, кроме собачьего корма, не перевезешь. И тогда Калинкин подрядил из разных якутских улусов людей, испокон лошадных: Михаила Александрова с сыновьями, бездетного Макара Медова, Николая Дмитриева, по прозвищу Кылланах, и еще троих.

Они перебрались поближе к Оле, но к ольскому обществу насельников не приписали и назвали их гадлинскими якутами, поскольку юрты самого богатого, Михаила Александрова, были поставлены в урочище Гадля, а другие обосновались на три-четыре версты друг от друга. Так возникло поселение Гадля.

Калинкин сделался купцом. Гадлинские якуты и два брата Якушковы стали у него вроде разъездных приказчиков. Все безграмотные, поэтому Калинкин каждого одарил перстнем с именной печаткой, чтоб могли ставить оттиски на торговых бумагах вместо росписи.

Торговля пошла прибыльная. За фунт сахару — три беличьи шкурки, за фунт листового табаку — шесть хвостов, за фунт кирпичного чая — семь. Через десять лет купец Калинкин расщедрился и доброхотно пожертвовал волнистое цинковое железо на кровлю управы Ольского стана и двуглавой Ольской церкви, за что получил благословение на широкую торговлю и навечно был занесен в церковную летопись.

Вслед за Калинкиным двинулись через Олу на Колыму торговые люди Шустовы, Соловьевы, Бушуевы и даже пронырливые американцы фирмы «Олаф Свенсон и К»- Выпала на долю бедного, богом забытого селения Ола честь служить морским портом н исходным пунктом великого, на сто оленьих переходов, Колымского тракта.

Ходил по этому тракту, искал и другие удобные пути тот самый Розенфельд, приказчик благовещенского купца Шустова, что узрел однажды молниеподобные жилы и стал первым провозвестником несметных сокровищ золотой Колымы. За ним увязывались конюхами охотские старатели Михаил Канов, Иван Бовыкин, Софей Гайфуллин и тот самый Бари Шафигуллин, легендарный Бориска, что прятал колымские самородочки от самого себя и был похоронен якутами Михаилом Александровым, Николаем Дмитриевым и Колодезниковым в своем шурфе. Конюхи-старатели иногда вместе, чаще тайком друг от друга вымывали па речных косах небогатое косовое золотишко, потихоньку сплавляли его торговым и церковным людям.

После смерти Николая Якушкова, а умер он в двадцать первом году, когда белая банда Бочкарева высадилась в Оле, остались не только пятистенный дом с пристройками, не только шкурки белок, лисиц, горностая, всякая мануфактура и галантерея, но и деньги разной валюты: американские и мексиканские доллары, японские иены, золотые империалы, разменное серебро царской чеканки и 273 золотника россыпного, еще не очищенного, шлихового золота.

В ольской Богоявленской церкви после того, как ее пограбили бочкарёвцы, наряду с американскими н мексиканскими долларами, японскими иенами и романовскими рублями обнаружили такое же россыпное золото, правда немного, всего шесть золотников.

А когда упразднили в Оле торговую фирму «Олаф Свенсон и К» и Ольский волостной ревком реквизировал ее капиталы, то и среди них оказалось 244 золотника шлихового золота.

Откуда оно, шлиховое? С материка сюда не повезут. Может, из Охотска? А может, и с Колымы. Золото светлое, да дела темные. И неспроста будоражно погуливала молва о колымском золоте, хотя говорили, что его никто и не видел.

Когда в 1921 году высадился в Оле есаул Бочкарев и начал грабить так, как и купцы не грабили, то ведь и он своему начальству во Владивосток с похвальбой телеграфировал: «Сижу на золоте и одеваюсь мехами».