Герман Волков - Золотая Колыма

Пурпурные, оранжевые, желтые, зеленоватые, голубые — все цвета радуги переливались по небу, по перистым облакам, по сопкам и долине. И все это менялось, словно в калейдоскопе. Солнце заходило за горы, по снегу расползались холодные синие тени, а небо еще полыхало, пока не превращалось в густой ультрамарин, в чистую ляпис-лазурь, на которой зажигались серебристые звезды.

— Созерцаешь? — выйдя из барака, однажды спросил Билибин.

Юрий Александрович, ступив на колымскую землю, сам часто любовался ее красотами, но почему-то старался скрывать свои чувства, будто они не достойны ученого.

Валентин знал это и смутился:

— В обрывах Безымянного показались обнажения... Светло-серые, с охристыми потеками... Издали принял за кварцевую жилу, подумал, не золотоносна ли? Кажется, ошибся. Образец все же взял...

— Посмотрим,— и Юрий Александрович широко распахнул перед Цареградским дверь барака.

Над образцом, при двух зажженных свечах, они сидели долго, рассматривали и простым глазом и под лупой. Раздробили, растолкли в железной ступе, порошок попросили промывальщика Игнатьева отмыть на лотке. Выделив самые тяжелые крупинки, снова разглядывали под лупой. В шлихе обнаружили черный магнитный железняк, золотистый пирит, мышьяковистый колчедан...

— Любопытно, весьма любопытно,— повторил Юрий Александрович,— похоже на то, что я брал на Утиной. Завтра еще раз надо отмыть...

Улеглись спать. Но Валентину не спалось. Встал, отделил магнитом частицы железняка и, разбудив среди ночи Игнатьева, попросил его еще раз промыть шлих. На самом дне, в бороздке лотка блестели мельчайшие, видимые только под сильной лупой золотинки. Протравив зернышки кислотой, Цареградский, к великой своей радости, убедился: жилка золотоносная! Всю ночь просидел с лупой, перебрал иголкой, воткнутой в карандаш, весь шлих, пересчитал все не видимые простым глазом золотые пылинки и нё мог дождаться, когда проснется Билибин.

Затормошил его:

— Юра... Юрий Александрович!

— Что? — не открывая глаз, спросил Билибин.

— Поздравь меня с первой находкой коренного золота! И кажется, я нашел источник приустьевой россыпи Безымянного!..

— Что?!! — вскочил Билибин. Спросонья протирая глаза, схватил лупу, вгляделся, вскинул сияющие глаза: — Поздравляю, Цареградский! Поздравляю, Стамбулов! — и крепко обнял друга.

Затем спохватился:

— Но, Валентин, мне кажется, что здесь маловато для россыпи, даже такой небогатой, как на устье Безымянном, и золото мелковатое...

— Да ведь это первый, случайный образец. Там могут быть и более богатые гнезда. Надо только поискать!

— Тогда так. Мы разобьем разведочную линию пониже этой дайки и попробуем уловить золото из этой жилы. Но мне все-таки кажется, оно не то, не похоже на то, которое намывают старатели. Сходи в контору, сличи... Да! Какой сон я видел! Приходит к нам в барак Раковский рано утром зимой и будит меня: «Юра... Юрий Александрович! Иди, смотри, какой у меня овес вырос!»

— Это я будил.

— Нет, Сергей будил. Я встал, пошел и вижу на его первой разведлинии, среди шурфов, прямо на снегу растет прекрасный овес! Вот тут-то ты меня и поднял, такой сон прервал. Собирайся! Пойдем! Ты — в контору, а я — к Раковскому. Сергей Дмитриевич непременно нашел золото!

— Юрий Александрович, вы ученый,— обиделся Цареградский,— а верите снам, а я образец принес, факт науки...

— Верю! Верю и в науку, и в сны, которые в руку,— захохотал Билибин.— Пойдем, Валентин Александрович! Раковский непременно намыл богатое золото!

Но идти им не пришлось. Только оделись, появляется сам Сергей, весь такой важный, гордый, нос еще длиннее, ни с кем не поздоровался. Ни слова не говоря, высыпает на стол из мешочка, который еще в Ленинграде шила Ирина, сестра Казанли, кучечку золота, крупного, зернистого...

— Вот это — овес! — восхитился Билибин.— Что я говорил?! Говорил я, что Сергей Дмитриевич собирается меня овсом порадовать!

Тут Раковский, ничего не понимая, обиделся:

— Какой овес, Юрий Александрович? Это — золото, правда, не очень блестит, в рубашке, как водится, но настоящее... Из тринадцатого шурфа, вчера сам промыл...

— Догоры! Догоры! — закричал Юрий Александрович, поднимая с нар всех остальных. — Зазолотил Среднекан! Зазолотила Долина Рябчиков! А какое золото нас летом ждет! Все ключики обнюхаем! Все жилки-дайки, как косточки, перегрызем и перетолчем!

План летних поисковых работ Билибин обдумал и обсудил со своими товарищами, с приисковой конторой заранее и во всех деталях. План был напряженным, но за границы бассейна Среднекана не выходил. Всю его долину со всеми притоками и с притоками его притоков Билибин разделил на две части. Верхнюю заснять и опробовать поручалось партии Цареградского и Бертина. Геологическую съемку нижнего течения взял на себя, опробование возложил на Раковского. Пробы рекомендовал брать и промывать через, каждые полкилометра, а при малейших признаках золотоносности — чаще. В каждой партии — пять рабочих, каждой из них будут приданы вьючные лошади.

Геодезический отряд Казанли по всей долине ведет триангуляцию и установит астропункт, чтоб позже общими усилиями составить точную карту бассейна Среднекана.

Участники экспедиции ознакомились с планом, с инструкциями, с методикой поисков, все подготовились и с нетерпением ждали первой весновки. Шурфовочные работы к началу мая закончились. Из-за талых вод не успели добить шурфы на Борискином ключе. На всех других линиях уложились в срок. Самую лучшую россыпь уловил Раковский. Четвертая линия, что пониже дайки, найденной Цареградским, была пустой, да и сама жила, кроме того первого образца, ничего больше не дала. У Бертина, во втором разведрайоне, было выявлено кое-какое золотишко, но не очень богатое.

Все ждали лета. Все было готово к летнему наступлению... Но у геологов-поисковиков нередко бывает так, как на войне. Штаб тщательно разработает диспозицию боевых действий, но тут вдруг что-то непредвиденное... Так получилось и в этот раз.

Сеймчанские и тасканские якуты, которых заблаговременно оповестил представитель Якутского ЦИКа Владимиров и с которыми заранее договорился Билибин, сообщили, что лошадей раньше конца июня пригнать не смогут: зима была снежная, голодная, животные отощали, и надо их подкормить хотя бы июньскими травами. Оленей экспедиция закупила немного, да и хлопот с ними: ищи пастбища, по полдня лови, собирай, а навьючишь чуть побольше, чем на свои плечи.

А тут еще одна загвоздка. Та, которую Билибин предвидел. С последним обозом на Среднекан доставили продовольствия немного. Всех запасов, в том числе и завезенных раньше, хватит месяца на два, а там — опять летнее бездорожье, опять зима и «декабрьские дни». Грузы застряли на Элекчане.