Луи Буссенар - Охотники за каучуком

— Посмотрим.

— Хочу кое-что предложить вам. У бедных женщин и так уже лихорадка и упадок сил, они неминуемо погибнут, если останутся еще на какое-то время в районе озер. Пусть они отправятся со мной, а здесь останутся трое мужчин, их супруги. Вы сами заговорили о заложниках, так пусть жизнь мужей станет гарантией молчания жен. Как только я выплачу выкуп за свою семью, вы безбоязненно сможете отпустить мужчин.

— Что ж, это, по-моему, приемлемо, — ответил, подумав минуту, негр. — Согласен, хотя лишаю себя удовольствия полюбоваться страданиями тех, кто принадлежит к вашей проклятой расе. Гуманность здесь ни при чем, — как вы очень верно заметили, просто у меня свой интерес. Прощайте! Я и так слишком много сказал. Приятней с сотней кайманов пообщаться, чем с одним белым поговорить.

Сказав это, Диого развернулся на каблуках и исчез за дверью.

Трогательную картину представляли собой обитатели смрадного закутка.

Мужчины крепко пожимали руку Шарля, горячо благодаря его за то, что вопреки их ожиданиям все более или менее благополучно устроилось, а женщины тем временем изо всех сил противились расставанию.

Даже под страхом верной смерти не желали артистки разлучаться с теми, кто делил с ними горе и радость.

Комната наполнилась рыданиями, Шарль тоже не смог удержаться от слез при виде такого красноречивого свидетельства любви и преданности.

Но вновь появился Диого и, по обыкновению, грубо прервал эту грустную волнующую сцену.

Он приоткрыл дверь и, остановив взгляд на Шарле, заявил без всяких предисловий:

— Шхуна готова. Можно отплывать. Женщин быстро на парусник!..

— Нет!.. Нет!.. — в слезах запричитали несчастные артистки.

— Эй вы! Посадите их! — приказал Диого, повернувшись к неграм, шедшим за ним по пятам.

— Стойте! — остановил их один из актеров, молодой человек лет двадцати пяти — двадцати шести, с некрасивым лицом, но умным и проницательным взором. — Дитя мое, — обратился он к жене. — Поезжайте… так будет лучше… прошу тебя.

Он нежно, как расстроившегося ребенка, взял ее на руки, поднялся с ней на палубу и перенес супругу на шхуну.

Оба его спутника вслед за находчивым артистом тоже вывели едва живых подруг, хотя те продолжали отчаянно протестовать.

На прощание молодой актер, горячо пожимая руку Шарля, заверил его от всего сердца:

— Господин Робен, жизни не хватит, чтоб отплатить за услугу, которую вы оказали нам сегодня. Ради вас мы готовы умереть. Можете располагать нами по своему усмотрению.

Шарль в нескольких словах рассказал об ужасных несчастьях, обрушившихся на его голову, и добавил:

— Как я завидую вам. Скоро вы увидите мою жену и детишек. Доверяю их вам.

Потом, достав записную книжку, серингейро быстро набросал на чистой страничке несколько слов и передал записку новому другу:

— Это для нее.

Последние объятия, рукопожатия, и трое мужчин, подгоняемые матросами шхуны, вновь поднялись на пароход, а маленький парусник тем временем медленно отчалил, развернувшись по ветру. Еще мгновение, и он, как морская птица, полетит над волнами.

Благодаря самым несложным мерам, предложенным Диого, с которыми беспрекословно согласился Амброзио, «Симон Боливар» очень скоро оказался вновь на плаву. Капитан воспринял свою неудачу с удивительным смирением.

Правду сказать, и аргументы, которые привел его новый хозяин, были весьма убедительны.

Бедные бычки тяжело плюхались за борт, где их тут же затягивала тина, к великой радости экипажа и приплывших с Диого бандитов.

Радуясь злой шутке, которую они сыграли с жителями Кайенны, возбужденные выпитой без меры водкой, негры, охваченные духом разрушения, с увлеченностью дикарей предавались отвратительному занятию.

И вскоре ставший намного легче пароход начал потихоньку слушаться руля. В конце концов его удалось вырвать из клоаки, в которую он зарылся носом, и вывести в желтые воды канала.

Диого, бесстрастно наблюдавший за маневром, лишь изредка хмурил брови, а потом спросил, повернувшись к капитану, какая у судна осадка.

— Самое большее метр двадцать пять, — ответил сеньор Амброзио.

— Хорошо. Значит, пройдем.

— Куда пройдем, дружище?

— Спрячем пароход в надежном месте, где никому не придет в голову его искать. То есть на озере Да-Жак.

— Но это невозможно!

— Возможно.

— Да нет же.

— Послушайте, приятель! Вам не хватает уверенности, видно, оттого, что вы — бразилец. Я же, при всей слабости связывающих меня с Францией уз, никогда не забываю старинной пословицы моих бывших соотечественников.

— Знаю, что вы имеете в виду: «Для француза нет невозможного». Неплохая пословица, чисто теоретически… но на практике все по-другому.

— Посмотрим.

— О! Я в своей жизни уже всего насмотрелся. Ясно, что мы потерпим крушение, да посерьезней первого.

— Что ж, пусть так. Будьте в таком случае любезны, передайте управление кораблем Эстевао. Эй, Эстевао! Слышишь меня, сынок? Возьми штурвал и проведи нас прямехонько в бухту.

Чернокожий устроился у руля, отдал, готовя основной маневр, несколько таких безрассудно-дерзких указаний, что капитан в ужасе отшатнулся, а потом направил пароход прямым курсом на огромные заросли морских муку-муку.

— Этот негр сошел с ума! — воскликнул Амброзио. — Мы пойдем на дно вместе с посудиной.

— Брось, приятель. Эстевао терпит крушения исключительно, когда сам хочет этого. Лучше помалкивай и смотри.

Пароход на малом ходу проник в заросли гибких стволов, раздвигая их своим форштевнем [135] Форштевень — брус по контуру носового заострения судна, в нижней части соединяется с килем. . По бортам мягко шуршали упругие, блестящие листья; сотни белых и серых цапель, изгнанных из их доселе никем не нарушаемых пределов, с пронзительными криками кружили над чудовищем, выдыхавшим дым и выплевывавшим пар.

— Знаете, где мы? Уже минут пятнадцать пароход плывет по настоящей прерии.

— Черт возьми, пусть кайман проглотит мой язык, если хоть один человек способен понять суть этого идиотского маневра!

— Мы просто-напросто в устье бухты, соединяющей канал Мараку с озером Да-Жак… С моим озером! Чудесным водоемом длиной сорок, шириной тридцать километров. Восторг, а не местечко. И черепах полно, и пираруку. И можно не бояться ни французских, ни бразильских кораблей.

— Потрясающе! И никто не подозревает о существовании такого пространства чистой воды?

— Подозревать-то подозревают, но никто не знает, где оно. Но это еще не все! Сейчас еще больше удивитесь. Поскольку отныне ваша судьба связана с моей, я не хочу иметь от вас тайн, во всяком случае в том, что касается навигации.

Еще раз повторю: это озеро — чудо! Здесь можно развернуть целую эскадру, что я и собираюсь сделать. Чистейшей питьевой воды в случае необходимости хватит до конца жизни. О топливе тоже беспокоиться нечего — берега густо поросли пальмами — а это прекрасные дрова для котлов пароходов! И к тому же, самое главное, вопреки тому, что вы могли подумать, это озеро вовсе не тупик, куда меня могли бы загнать, если будет случайно обнаружен наш путь.