Евгений Спангенберг - Заповедными тропами

Пять минут спустя я уже знал все подробности. Журавля звали Журкой, он прожил на этом дворе три года, был совершенно ручной, и когда весной и осенью над городом пролетали журавлиные стаи, он громко кричал, поднимался в воздух и, сделав несколько больших кругов, всегда вновь возвращался во двор. Журку очень любят, но никто его не хочет принуждать жить на дворе, и если он улетит, то, значит, на свободе ему будет лучше, жалеть его нечего, тем более что он съедает втрое больше курицы, а толку от него мало — яиц не несет. Я был в восторге.

— Быть может, вы согласитесь продать мне птицу? — обратился я к мастеру. — Я большой любитель всего живого, и вашему Журке у меня будет хорошо житься.

— Ну, уж это вы с хозяйкой решайте, — ответил мастер и повел меня в комнаты.

— Да на что мне ваши гроши! — возразила мне хозяйка.

— Ей деньги не нужны, породистых кур достать хочется, — добавил хозяин.

Но породистых кур взять было неоткуда, и я попробовал предложить жившего у меня самца павлина или пару цесарок. Пришлось разъяснить, что павлин обладает громадным красивым хвостом, перья которого ежегодно вырастают наново, и что цесарки несут много яиц, отличающихся очень крепкой скорлупой.

— Павлин — ничего, — доброжелательно кивнул головой хозяин.

— А те шо, яички крепкие несут? — вопросительно добавила хозяйка.

Видя, что журавль почти мой, я решил быть щедрым. Хозяину я отдаю неистощимого носителя ярких перьев, которыми при желании можно через несколько лет украсить все комнаты, а хозяйке — цесарок, несущих крепкие яйца. К общему удовольствию, обмен состоялся. Но перед тем как рассказать о жизни у меня приобретенного журавля, несколько слов я должен сказать о птицах, послуживших в качестве обменной ценности.

Конечно, каждому из читателей довелось слышать, как скрипит иногда немазаное колесо. Крутится оно вокруг собственной оси и через определенные промежутки времени цепляет за ось одним и тем же местом, издавая назойливый скрип. Я вспоминаю о немазаном колесе не случайно, а потому, что точно так же кричит цесарка. Надоедная, глупая это птица. Иной раз попадет она за какой-нибудь низенький заборчик и, вместо того чтобы перелететь через него, начнет бегать вдоль забора туда и сюда, издавая через короткие промежутки времени назойливый звук, напоминающий скрип немазаного колеса.

А в это время, соскучившись, другая цесарка бегает и скрипит по другую сторону забора — чудный дуэт тогда получается. Терпишь иногда, терпишь и наконец запустишь в цесарку метлой или веником. Как пулемет, затрещит тогда испуганная птица и, легко поднявшись на крылья, перелетит во двор соседа. Пройдет некоторое время, забудется пережитый испуг, и цесарка заскрипит в соседнем дворе и будет кричать там до тех пор, пока в нее и там не запустят метлой. Этим я не хочу сказать, что цесарки совсем никуда не годные птицы, но мне они в то время надоели ужасно, и я был рад от них избавиться. И если крикливые цесарки вызывали у соседей желание запустить в них первым попавшимся под руку предметом, то вид и крик моего павлина вызывали иное желание.

Я бы очень хотел увидеть павлина на его родине, в лесах Индии или на Цейлоне, но никому не советую держать эту яркую птицу в городских условиях.

«Каяуу», — на весь квартал не то громко мяукал, не то кричал павлин, взлетев на забор и опуская свой длинный, разукрашенный яркими спинными перьями хвост на улицу. И по этому сигналу не только у ребят, но и у взрослых начинали чесаться руки от неудержимого желания схватить павлина за хвост и выдернуть из него хотя бы пару замечательных перьев. «Ведь привыкли же не рвать цветов с клумбы городского парка», — раздраженно думал я. Впрочем, спущенный на улицу павлиний хвост — неотразимый соблазн, мимо которого действительно пройти трудно. Так или иначе, павлиний хвост благодаря своей длине и яркости бросался всем в глаза и был причиной ссор с ребятами и взрослыми. Меняя павлина, я раз и навсегда избавлялся от неприятной обязанности постоянно следить, чтобы случайный прохожий не вырвал пера из хвоста принадлежащей мне птицы.

— Какое значение может иметь одно вырванное перо? — говорили мне. Безусловно, никакого — ведь хвост моего павлина все равно никогда не успевал отрасти полностью. Но, к моему несчастью, у меня не было сил подчиняться холодной логике и оставаться спокойным.

Я глубоко убежден, что и вы, читатель, поступали бы так в моем положении. Представьте, например, такой случай. Однажды порывистый взлет павлина с забора привлек мое внимание. Несомненно, кто-то пытался схватить его со стороны улицы. «Опять ребята», — мелькнуло у меня в голове, и, не теряя ни секунды, я перемахнул через забор и нос к носу столкнулся со злодеем. Вы, конечно, убеждены, что злодеем оказался соседний мальчишка? Ничего подобного. Против меня на тротуаре стоял прекрасно одетый пожилой человек с весьма внушительной внешностью. Мое неожиданное появление привело его в сильное замешательство. Ведь он не успел скрыть следы своего преступления. Улика была налицо — в левой руке он держал большое красивое перо моего павлина.

— Догадываюсь, молодой человек, что это ваш павлин, — любезно заговорил он, не дожидаясь моих вопросов. — Одно можно сказать — замечательная, красивая птица.

— Да, павлин мой, — бледнея от негодования, процедил я сквозь зубы, — но скажите мне, пожалуйста, на каком основании вы вырвали это перо? Давайте-ка его сюда.

— Простите, пожалуйста, но ведь я только одно перо, одно перышко. Какое это может иметь значение? Ведь у вашего павлина множество таких перьев. Право же, молодой человек, нельзя горячиться из-за пустяков. Уверяю вас, что я не мог предполагать, что причиню вам этим неприятность. Конечно, красивое перышко, но, в сущности, оно мне и не нужно совсем.

— Да не один вы перья из моего павлина щиплете — все соседние мальчишки занимаются этим делом, но им, десятилетним, простительно, а вот вам, дожившему до седин человеку, стыдно такими вещами заниматься.

Высказав свой протест в такой форме, мне следовало взять перо и гордо удалиться. Этим я поставил бы своего противника в незавидное положение. Но, увы, у меня отсутствовали дипломатические способности. Допущенная мной резкость позволила незнакомцу с честью выйти из глупого положения.

— Щипать несчастную птицу вам не жалко, это пустяки, по-вашему, — сказал я, — а вот если у вас прохожие начнут по волоску выдергивать, как вам это понравится?

Мгновенно лицо незнакомца стало страшным, тяжелая трость застучала о тротуар.

— Вы забываетесь, невоспитанный молодой человек, мои внуки никогда не позволят себе такой дерзости! — кричал он, содрогаясь всем телом. — Вы просто грубиян, я не хочу говорить с вами.