Евгений Спангенберг - Заповедными тропами

Однажды мне пришлось одному остаться с животными. Мой приятель ранним утром уехал к рыбакам, жившим на берегу крупного озера, и обещал возвратиться домой, как только рыбаки наловят для наших питомцев достаточное количество рыбы. С утра я обошел всех наших животных, размещенных в загонах и примитивных вольерах, разбросанных поблизости от станционных построек.

Накормив рыбой крикливых бакланов, затем караваек, колпиков и пеликанов, я выпустил из сарая целую стаю птенцов серого гуся и наконец, закончив кормежку, возвратился в водонапорную башню. Мне оставалось накормить только наших котят; им я принес молока и мяса. К своему большому удивлению, я не нашел котят на обычном месте.

В отведенном для них помещении мы поставили небольшой ящик, выстланный вялой травой и метелками тростника. Пугливые зверьки охотно проводили в нем время. Но сейчас в ящике котят не было. Поставив на окно молоко и мясо, я с тревогой быстро обошел вокруг резервуара, но и там было пусто. Не веря своим глазам, еще несколько раз я повторил обход кругом резервуара и, наконец осознав, что котят нет здесь, что они куда-то ушли, приступил к осмотру окон, пола, стен. Однако все было по-старому. Я руками ощупал оконные стекла — они оказались на месте. Нужно ли осматривать пол, стены? Они были крепки, так что через них нельзя проникнуть и совсем маленькому животному — не только котенку. Неужели котята взобрались по гладкой стене и попали в резервуар с водой?

Совершенно невероятно! Но я все же поспешно спустился вниз в машинное отделение, принес оттуда длинную деревянную лестницу и, подставив ее к резервуару, взобрался до его верхнего края. На дне его сквозь прозрачную воду я увидел выпавшего из гнезда и утонувшего воробьенка, на поверхности, раскрыв крылья, плавала мертвая летучая мышь, но котят и здесь не было.

«Наверное, без меня в башню приходил водокачник, — мелькнуло у меня в голове. — Ведь у него есть ключ от входной двери». И я отправился к водокачке, стоявшей на берегу Кара-Узяка, в полукилометре от станции. Но водокачник, по его словам, уже три дня не был на станции и понятия не имел, куда могли запропаститься наши котята.

В связи с исчезновением котят весь день пошел у меня кувырком, пропал даром. Я с нетерпением ожидал возвращения с озера моего приятеля. Наконец он вернулся.

— Сергей, ты утром куда-нибудь котят пересаживал? — спросил я его вместо приветствия.

— Нет, конечно, — ответил тот. — Чего ради я буду их пересаживать?

— Ну, значит, все — с утра котята исчезли. Наверное, кто-нибудь открыл дверь от верхнего этажа, и они удрали. — И я подробно рассказал обо всех своих поисках и догадках.

Если удрали, то, значит, надо искать внизу, в машинном отделении. Там есть где спрятаться. Ложась спать в этот вечер, мы решили утром обыскать все помещения башни.

Настало утро. Поднявшись в помещение, где до побега у нас жили котята, мы в первую очередь осмотрели ящик. Как и вчера, он оказался пустым. Отсюда, огибая резервуар, мы разошлись в разные стороны. Как же было велико мое удивление и радость, когда, сойдясь с приятелем на противоположной стороне круглого коридора, мы одновременно увидели наших питомцев. Оба котенка были целы и невредимы.

Все объяснилось чрезвычайно просто. Когда я один шел по круглому коридору, чуткие котята уходили от меня по кругу, скрываясь за резервуаром. Поэтому мы никак не могли встретиться. Один из этих котят жил в моей квартире в Москве на правах домашней кошки.

На юге нашей страны обитает своеобразная птица, называемая красной уткой. В отличие от других, настоящих уток, она держится в степных и пустынных местностях, где вода встречается редко. Небольшого соленого озерка или высохшего русла реки с редкими ямами, наполненными горько-соленой водой, бывает достаточно для ее благополучного существования. Движешься, бывало, маленьким караваном по пустыне и вдруг видишь впереди пару таких уток. С характерным криком они поднимутся с сухого места и, низко пролетев над вами, усядутся на куполообразную крышу древнего глиняного здания — казахского памятника. И у каждого человека, впервые увидевшего эту птицу в природе, возникает обычный вопрос: где же гнездится красная утка, когда на всем протяжении до самого горизонта нет ни густых кустарников, ни высокой травы, ни камыша?

Красная утка, оказывается, не нуждается в такой обстановке. Свои гнезда она устраивает в глубоких трещинах, образовавшихся в стенках памятников, в дымоходах зимних казахских жилищ, в ямах и очень часто в покинутых норах лисиц и степных кошек. Нередки и такие случаи, когда для устройства гнезда утка использует один из отнорков обитаемой лисьей норы. Как уживается утка в таком близком соседстве со своим заклятым врагом, хищной лисицей, даже для зоологов еще не вполне ясно.

Во время нашего путешествия по пустыне Кызылкум после долгих безуспешных поисков я наконец нашел гнездо красной утки. На этот раз оно помещалось в старой казахской могиле, которая представляла собой яму, прикрытую сверху толстыми ветвями и хворостом, и над которой возвышался небольшой холмик. В таких своеобразных могилах вскоре образуются провалы. В них часто проникают змеи, а также пернатые и четвероногие обитатели казахстанских степей. В старых казахских могилах мне приходилось находить степных кошек, барсуков, лисиц, а из птиц — домового сычика и крупную сову — филина. Но особенно часто устраивает свои гнезда в могилах красная утка.

Когда я заметил, как в провале одной из могил кладбища скрылась самка утки, мне стало ясно, что она там гнездится. Осветив могилу внутри факелом, наскоро сделанным из сухой травы, я увидел сидящую на гнезде птицу. Рядом с черепом давно умершего человека она насиживала свои яйца. Потревоженная ярким пламенем, она издала громкое шипение, напоминающее шипение крупной змеи. Не эти ли шипящие звуки, столь похожие на угрожающее шипение змей, в темноте пугают лисиц и диких кошек и позволяют уткам благополучно выводить свое потомство?

Наш проводник — казах Махаш — во время совместного путешествия считал своей обязанностью знакомить меня с казахскими названиями животных и растений, которые попадались нам по пути в пустыне.

— Ак-баур-бульдурук пить пошел, — говорил он как бы между прочим, указывая на стайку пустынных птиц — белобрюхих рябков, с громкими гортанными криками летевших над степью. — Таспатара (черепашье просо), — называл он, протягивая мне кустик сорванного растения. — Таспакан (черепаха) больно кушать любит. — На этот раз Махаш также не забыл взятых им на себя добровольных обязанностей. Рукояткой нагайки он указал мне на утку и сказал ее название.