Сергей Кулик - Черный феникс. Африканское сафари

— Так, может быть, это был самый-самый первый шитани? — шутливо спросил я.

— Ты тоже так думаешь? — оживился Нангонга. — И мне все время кажется, что то единственное существо, которое творило ночью добро, не кто иной, как первый шитани. Потому-то он и не был сделан Мвене Ндунгу, что был дух, сам себе хозяин. Я как-то даже вырезал этого первого шитани из дерева. Это была большая голова, из которой рос хвост. Скульптура была очень смешная, я ее потом отдал партизанам. — Как будто переносясь в другой мир, старик проговорил это своим иронически-бодрым тоном, а затем вновь забубнил легенду: — А потом дух решил помочь сам себе. Утомленный одиночеством, он взял большой кусок дерева и любовно вырезал из него фигуру прекрасной женщины. Он изваял ее сидящей, поставил у своей холодной пещеры и лег спать, не зажигая костра.

Но ночью дух проснулся оттого, что неожиданно ему стало тепло: это рядом с ним легла женщина, которая ожила из скульптуры. В благодарность за то, что дух создал ее, женщина подарила странному существу любовь, наделила его способностью мыслить и говорить, то есть сделала настоящим мужчиной. Так на земле возникла первая супружеская пара.

Они соединились в любви у реки, но первый ребенок, который у них родился, умер. «Это плохое предзнаменование, — сказала женщина, — Давай перейдем в те места, где растут сухие травы, подальше от реки». Так они и сделали, но их второй ребенок тоже умер.

Тогда женщина опять сказала: «Надо уйти в более высокие и сухие места, где растут густые кусты». Так первые люди появились на плато. Там у них в третий раз родился ребенок. Он выжил. Это был первый маконде. Так начался род человеческий.

Расчищая под поля все новые и новые участки каменистой земли, маконде умудрялись собирать неплохие урожаи кукурузы, сорго, кассавы, тыквенных и бобовых, сезама и арахиса. Зачастую орошались их поля лишь утренней росой. И тем не менее это была сельскохозяйственная страна, производившая даже излишки продовольствия для торговли с соседями. Трудностей было много, но маконде предпочитали мирную и свободную жизнь на своем плато тем притеснениям колонизаторов, которым неизбежно подверглись бы, спустись они в плодородные низины.

Так, хозяйкам нередко приходится вставать в 4–5 часов и отправляться вниз, к реке, преодолевая в оба конца не менее двадцати километров. Однако, подчиняясь матери-прародительнице, повелевшей жить на плато, женщины не поднимают бунт и не требуют строить селения у реки.

В остальном женщина у маконде пользуется куда большими «льготами», чем у соседних народов. Достаточно сказать, что, поскольку, согласно все той же легенде, именно «женщина сделала мужчину разумным человеком», она имеет право выбора. Маконде отвергают идею покупки жен, в отличие от традиций соседей-мусульман либо народов, придерживающихся аналогичного обычая, навязанного зулусами-нгони. Традиционное право маконде не дает родителям девушки юридических оснований выдать ее замуж лишь по их воле. Неверность со стороны мужа наказывается у маконде так же жестоко, как во всей Африке карается только измена жены. Нарушившего брачный союз изгоняют из дома и лишают не только материальных, но зачастую и родительских прав. Родство здесь считается только по материнской линии, а муж после свадьбы поселяется в семье своей жены или в крайнем случае в ее деревне. Все это напоминает матриархат.

И вот сегодня, когда Нангонга вернулся с затянувшегося на пять часов и кончившегося за полночь собрания об «эмансипации», вся его мужская натура кипела от негодования.

— «Воинственный народ»! «Кровожадные маконде»! — ворвавшись в собственную хижину, обрушил он на меня возмущение оскорбленного мужчины. — Сержио, ты только скажи мне, где ты видел воинов, которыми командуют женщины? Если бы хоть один из мафуташ продрался сквозь колючки на плато и, не испугавшись наших зубов и пелеле, повнимательнее пригляделся, что к чему, то он бы понял: мы — самые кроткие люди на земле, потому что нами руководят женщины.

Из дальнейшего сбивчивого рассказа Нангонги я узнал, что произошло на собрании. Приехавший откуда-то с юга молодой парень прочитал подготовленную в «общенациональном масштабе» лекцию, из которой Нангонга и все его односельчане узнали: у многих племен женщина находится в подчиненном положении, ее эксплуатируют, не выдвигают на руководящие посты, оскорбляют многоженством и так далее. Обо всем этом мужчины в деревне и не подозревали, им оставалось лишь пожалеть о своих «упущенных возможностях». Что же касается обычаев маконде, то лектор их даже похвалил, дав повод кое-кому выступить с чем-то вроде «самокритики».

— Ну а как же вы дошли до жизни такой? — подзадорил я Нангонгу.

— Эх, со! Я же тебе еще в ту первую ночь, когда мы познакомились, сказал: нами управляет легенда. И-их, забыл! Я же нашел тебе женщину из той легенды…

— ??? — Я широко открыл глаза.

Нангонга, кряхтя, встал со своей кровати и в чем мать родила вышел из хижины. Вернулся он минут через сорок — явно ходил куда-то далеко в лес.

При свете включенного им электрического фонарика я увидел, что старик стоит передо мною, держа в объятиях довольно большую, выше метра, женскую фигуру, вырезанную из светлого дерева. Я взял ее в руки — меня удивила легкость скульптуры по сравнению с теми неподъемными вещами из мпинго, которые обычно выходят из-под резца маконде. Да и сработана она была грубо и примитивно, в отличие от современных замысловатых шедевров.

— Вот, — сказал он победоносным тоном. — Помнишь, в один из твоих прошлых приездов я говорил тебе о том, как каждый мужчина-маконде уважает свою мать и что после кончины она им обожествляется?

— Помню, — сказал я.

— Но тогда я не сказал тебе, что в прежние времена каждый сын после смерти своей матери шел к прорицателю-ому и просил у него разрешения срубить в лесу священное дерево нжала. Из его ствола он вырезал фигуру своей матери, которая всегда стояла в его хижине. А если сын отправлялся в дальний путь или на охоту, то должен был привязать подобную фигуру к спине, чтобы глаз духа матери видел его и оберегал от порчи.

— А где ты взял эту скульптуру? — спрашиваю я у Нангонги.

— Она всегда живет в лесу, — отвечает он. — Это мать вождя рода, который создал нашу деревню. Такая мать покровительствует всем, кто живет в деревне.

— Интересно, как молодежь относится к таким скульптурам?

— Молодежь, прежде всего те, кто воевал в освободительных отрядах и учился в школе, понимает мир по-своему… — задумчиво отвечает старик.

А как понимают его он и его сверстники? Такой вопрос, конечно, в лоб не задашь. Но из того, что я усвоил из наших предыдущих ночных бесед, следовало: большинство маконде думают, что «жизнь есть везде», что каждое существо и каждый предмет живут по своим законам. Маконде считают, что человек своим поведением, поступками, мыслями может самым существенным образом влиять на окружающую его среду, направляя развитие событий в нужном ему русле. Не в последнюю очередь это относится и к взаимоотношениям с потусторонними силами, и в первую очередь с душами предков, которые, как утверждает Нангонга, «остаются в племени» и «активно вмешиваются в дела живых». Как правило, своим родственникам и близким души усопших являются во сне. Снам придается первостепенное значение: их нередко обсуждают в самом широком кругу соплеменников, с тем чтобы, приняв решение, отвечающее интересам живущих, «повлиять» на души ушедших из жизни.