Вильялмур Стефанссон - Гостеприимная Арктика

В этот вечер я почувствовал, что ко мне вернулся мой оптимизм: действительно, во-первых, я, после 37 дней инвалидности, вновь приобрел способность ходить, а во-вторых, были убиты и доставлены в лагерь два тюленя, тогда как нам было за глаза достаточно одного. В начале путешествия, когда предстояло убедить новичков в надежности «существования за счет местных ресурсов», я считал хорошим тактическим приемом убивать столько тюленей, чтобы часть добычи приходилось выбрасывать за ненадобностью. Для меня не составляет удовольствия убивать животных и тем более выбрасывать мясо, но подобный прием полезен тем, что внушает моим спутникам доверие к нашему методу, побуждая их работать бодро и с энтузиазмом.

5 июня заболела одна из наших собак, Джек. Хотя наша экспедиция потеряла в общей сложности около четверти всего количества собак в результате различных заболеваний, большинство этих собак погибло во время зимовок, и, к счастью, случаи заболеваний собак во время путешествий были очень редки. Симптомы болезни Джека были непохожи на обычные и свидетельствовали о каком-то воспалении кишечника. Джек не отказывался от пищи и находился в полном сознании, но постоянно глотал снег и пытался вызвать у себя рвоту. Поведение его было вполне разумным.

Мы очень огорчились, так как жалели Джека и, кроме того, опасались, что болезнь может передаться другим собакам. Его выпрягли, и он шел один за санями.

7 числа Джек явно ослабел, но все же съел небольшой кусок мяса, и мы еще не теряли надежды на его выздоровление. Однако уж на следующий день Джек не мог держаться на ногах, и пришлось пристрелить его.

5 июня мы видели на одном торосе много песка; очевидно, эта льдина образовалась возле суши, а на следующее лето была унесена в море. Песок принес нам пользу тем, что под влиянием его темного цвета солнце растопило под ним лед, так что здесь образовалась большая лужа, хотя на окружающий белый лед те же солнечные лучи не оказали никакого действия. Здесь нам впервые удалось воспользоваться талой водой для приготовления пищи.

В тот же день возле места, где мы расположились лагерем, на торосах были обнаружены скопления раковин, вероятно, поднятых льдом с морского дна. Среди них преобладали обыкновенные, очень хрупкие двухстворчатые раковины, но встречались и другие виды раковин, в частности спиральные.

Во время всех наших путешествий по морским льдам мы находили на любом расстоянии от берега такие льдины, на которых оказывалось некоторое количество земли или камешков, а иногда и обломки скалистых пород или небольшие валуны. Теперь, через сутки после обнаружения тороса с песком, мы нашли на верхушке льдины (возраст которой составлял не менее двух лет) гряду из мелких и крупных камней длиной около 20 м, шириной в 3–4 м и высотой до полутора метров. Весь лед, окружавший эту льдину, представлял собою самый обыкновенный старый пак. Она находилась теперь на расстоянии в 30–40 миль от ближайшей суши, причем глубина моря в этом месте превышала 60 м.

Гряда состояла из глины, гравия, сланца и валунов, причем самый крупный камень весил свыше 50 кг. Несколько комьев поросшей лишайниками земли, найденных мною на этой гряде, доказывали, что она была образована оползнем с какого-то крутого берега, где существовала некоторая растительность. Из всех земель, известных мне в данном районе, ни одна не имела подобных берегов, за исключением Земли Бэнкса; но та отстояла настолько далеко отсюда, что трудно было признать ее местом образования этого оползня. Таким образом, не исключалась возможность того, что льдина была принесена течением от какой-то еще не открытой суши.

Путешествуя на расстоянии в несколько сот миль от ближайшей базы, мы, конечно, не могли брать с собою такие научные объекты, которые было бы трудно сохранить, например крупных животных или хотя бы их шкуры. Чарли собирал в свою записную книжку образцы многих растений; в том числе был взят и образец лишайников, найденных мною на земляной гряде.

Креветок и других мелких морских животных, найденных в воде или в желудках убитых нами тюленей [29], мы хранили в спирту, в жестянках из-под сгущенного молока. Благодаря их герметичности, эти жестянки вообще служили нам для многих целей, в том числе и для хранения записок и документов, которые мы оставляли в воздвигаемых нами знаках: в подобных случаях можно было рассчитывать, что бумага уцелеет, пока жестянка не проржавеет насквозь.

Первым признаком, доказывавшим, что мы приближаемся к какой-то еще не открытой земле, было обнаруженное нами течение, которое направлялось то на юго-запад, то на северо-восток, т. е., очевидно, обусловливалось приливом. Согласно карте, изданной до нашего путешествия, перед нами должно было находиться обширное водное пространство, которое Свердруп назвал «морем Кронпринца Густава». Однако сильное приливное течение может существовать только в не слишком широком проливе, а потому приходилось признать, что «море Кронпринца Густава» не существует в том виде, который предполагался Свердрупом. Наибольшая глубина, обнаруженная здесь нашими промерами, достигала примерно 400 м, что могло иметь место как в открытом море, так и в устье пролива.

Открытие земли, которую еще не видел ни один человеческий глаз, я всегда считал почти что самым торжественным моментом, какой только можно себе представить. Не могу утверждать, что я привык к подобному переживанию и совершенно не чувствую сопряженного с ним трепета восторга. Открытие новых земель продолжает оставаться моей самой заветной мечтой. Однако ощущение, уже испытанное раньше, никогда больше не может быть воспроизведено с такой же силой. Когда течение стало указывать нам на присутствие неведомой суши, мои спутники, по-видимому, были этим взволнованы гораздо больше, чем я. Во всяком случае, они пользовались каждым предлогом, чтобы влезать на самые высокие торосы. Я охотно предоставил моим товарищам заниматься этим делом без меня, так как, во-первых, лазание все еще было бы опасным для моей больной ноги, а во-вторых, я не хотел лишить их удовольствия увидеть первыми новую землю.

Утром 12 июня Нойс заявил, что видел землю с вершины одного особенно высокого тороса. Когда я влез на торос и не обнаружил ничего похожего на землю, Нойс заявил, что она уже скрылась за надвинувшимся туманом. В этот день, из-за тумана и неровности льда, мы прошли только 5 миль. Перед самым ночлегом Чарли сообщил, что видел землю в течение короткого промежутка времени, когда завеса тумана приподнялась. Но проверить этого не удалось, так как туман снова опустился.

Следующее утро было сравнительно ясным. Когда мы прошли еще 5 миль на северо-восток, я разглядел с вершины тороса самую несомненную землю. Вследствие неровности льда мы добрались до нее лишь через сутки, 15 июня. Так как Чарли, по-видимому, был первым, действительно увидевшим ее, то я решил, что с него довольно чести и предоставил Нойсу первым ступить на берег. Возле побережья мы видели тюленя, но даже не пытались добыть его: всех интересовала только земля.