Вильялмур Стефанссон - Гостеприимная Арктика

Не следует думать, что такой результат представляет собою нечто замечательное. Для правильной оценки нужно знать, как он был достигнут. В мой сильный бинокль я обнаружил стадо на расстоянии 7–8 миль. Затем я приблизился до расстояния примерно в 1 милю, взобрался на холм, возвышавшийся над всей окружающей местностью, и в течение получаса запоминал ее топографию. Кругом было много холмиков, ложбин и ручьев с разветвлявшимися руслами. Труднее всего было запомнить существенные детали так, чтобы опознать их после спуска на более низкое место, откуда все выглядело иначе. Направление ветра оставалось весьма устойчивым, и я стал приближаться к карибу с подветренной стороны. Однако когда я оказался на расстоянии в полмили, карибу перешли на бугор и паслись вдоль его гребня, стоя почти боком к ветру. Так как вблизи не было прикрытия, за которым я мог бы приблизиться прямо к ним, я пробрался за бугор, отстоявший от них примерно на полмили, и залег там. В течение около получаса карибу, продолжая пастись, медленно приближались ко мне. Затем они легли и отдыхали еще часа полтора. Мне оставалось лишь ждать. Если бы после отдыха они спустились с бугра или повернули обратно, то мне пришлось бы сделать еще один обход и повторить весь маневр. Но карибу паслись, пододвигаясь ко мне, и еще через час все 23 были не дальше 200 м, а некоторые приблизились даже на 50 м. Обычно карибу и другие дикие животные не умеют распознавать врага, пока он неподвижен и они не успели почувствовать его запах. Теперь карибу, конечно, видели меня, как и всю окружающую обстановку, но были неспособны сообразить, что я от нее чем-то отличаюсь.

В это время года, когда все озера замерзают, озерный лед и даже самый грунт нередко издают треск, напоминающий ружейные выстрелы. По-видимому, карибу часто принимают настоящие ружейные выстрелы за этот треск и не пугаются. Во время первых выстрелов я, конечно, старался целиться особенно тщательно. Следует остерегаться попаданий в область сердца, так как карибу, которому нанесена такая рана, пробежит с максимальной скоростью от 50 до 200 м, а затем, падая, перекувырнется и этим может спугнуть все стадо. Но карибу, раненый в брюшную полость, обычно остается на том месте, где он стоял, или же, пробежав с полдюжины метров, ложится самым естественным образом. Поэтому я совершил, может быть, жестокий, но необходимый поступок: первых двух-трех животных я ранил в брюшную полость, так что они тихо легли.

Выстрелы привлекли внимание стада, но не испугали его, так как, очевидно, были приняты за потрескивание льда. Кроме того, вид лежащего карибу не представляет ничего необычного для других и даже успокаивает их. Затем я повернул ружье так медленно, что его передвижение было незаметно, и прицелился в ближайшего соседнего карибу, причем держал ружье так близко к земле, что движение затвора при повторном заряжании тоже осталось незамеченным. Убив двух-трех животных выстрелами в шею, причем смерть последовала почти мгновенно, я стал целиться в тех, которые находились дальше от меня. Так как карибу, раненый в область сердца, всегда бежит в ту сторону, в которую он смотрел в момент ранения, я выжидал перед выстрелом, чтобы карибу повернулся ко мне. Оленят я перестрелял в последнюю очередь.

Хотя та методичность, с которой производится подобная охота, производит впечатление жестокости, в действительности она причиняет животным минимум страданий. Когда же охотники, по неопытности или вследствие азарта, палят куда попало, они наносят животным всевозможные мучительные, но не смертельные раны, от которых спасшиеся животные нескоро выздоравливают. Для карибу самая жестокая рана — это сломанная нога, так как в этом случае он может спастись от охотника, но не может выздороветь. В двух или трех случаях мне удалось наблюдать подобных животных впоследствии. Они, по-видимому, понимают, что на своих трех ногах они не в состоянии следовать за стадом, а потому все время находятся под ужасом неизбежного растерзания волками, от которого их может спасти лишь милосердный приканчивающий выстрел охотника. При правильной охоте по нашему методу раненое животное почти никогда не может спастись, а вследствие сильного боя наших ружей даже выстрел в брюшную полость неизбежно приводит к смерти в течение от 5 минут до получаса.

При охоте на карибу целесообразно перебить сразу целое стадо. Если убивать отдельных карибу в различных местах, то затрудняется доставка мяса и охрана его от волков. Когда же много карибу убито в одном месте, то можно там расположиться лагерем и караулить. Кроме того, на таких островах, как Земля Бэнкса, карибу немногочисленны, так что во время обычных осенних охот нам приходилось убить не менее 75% всех виденных животных, чтобы добыть достаточно мяса. Осенью 1914 г. мы располагали всего 2 или 3 неделями более или менее светлого времени, в течение которых требовалось запастись мясом на всю зиму, так как весной, когда снова становится светло, мы заняты исследовательской работой, а оленье мясо, добытое в это время, далеко не так питательно и вкусно, как добытое осенью.

Тем, кто считает привлекательной жизнь охотника, проводимую на открытом воздухе, не приходится доказывать, что жизнь арктического охотника интересна. Но могут подумать, что она сопряжена с чрезмерными неудобствами и лишениями. Однако в действительности дело обстоит совершенно иначе, так как ночи и слишком ненастные дни, а также периоды отдыха мы проводим в уютных убежищах.

Снежная хижина, которая, в сущности, не менее комфортабельна, чем комната такой же величины в обыкновенном жилом доме, может быть построена в течение 50–60 минут вышеописанным способом. Эти хижины блещут белоснежной чистотой и настолько хорошо защищают своих обитателей от ненастной погоды, что определить состояние погоды можно лишь выйдя из хижины. Внутри же настолько тепло, что можно сидеть без верхнего платья.

Зима 1914/15 г., как и все наши полярные зимы, была проведена в приготовлениях к исследовательским экспедициям будущей весны. Капитан Бернард почти все время занимался изготовлением саней. Так как наши запасы пеммикана погибли на «Карлуке», Баур при содействии других наших людей резал на ломти мясо убитых нами белых медведей, карибу и тюленей, а затем сушил его у печки в камбузе. «Мэри Сакс» привезла лишь немного топлива, а потому мы постоянно посылали одного-двух человек искать на побережье, под снегом, плавник, причем иногда приходилось доставлять его домой с расстояния в 15 миль.

Большой удачей для нас было обнаружение мертвого кита на побережье, в 10–12 милях к юго-западу от места нашей зимовки. Однажды к вечеру Наткусяк и я шли в этом направлении, с одной упряжкой, держась на расстоянии около полумили от берега. Уже стемнело настолько, что нельзя было отчетливо разглядеть мушку ружья, так что возможность меткой стрельбы исключалась; в это время мы увидели быстро бегущую к нам стаю из девяти волков. В таких случаях надо прежде всего следить за упряжкой; так как я шел впереди, я задержал вожака упряжки и сказал Наткусяку, чтобы он опрокинул сани, что помешало бы упряжке тащить их, когда она будет взбудоражена близостью волков и стрельбой. Наткусяк встал сбоку, опустился на одно колено и ждал приближения волков. С расстояния примерно в 50 м звери стремительно бросились на нас; собаки залаяли от возбуждения, Наткусяк выстрелил в одного из двух больших волков (по-видимому, стая состояла из родителей и семи подросших волчат). Волки немедленно обратились в бегство, и Наткусяк несколько раз выстрелил им вдогонку: мы теперь располагали всеми боевыми припасами «Мэри Сакс», так что правила об экономии патронов уже не нужно было соблюдать. Когда ружейная стрельба происходит в полутьме, попадание становится делом случая; на этот раз волки спаслись, хотя один из них оставил кровавый след.