Вильялмур Стефанссон - Гостеприимная Арктика

2 марта я покинул «Полярную Звезду» в сопровождении Алинняка и его семьи; все остальные обитатели этой базы ушли еще раньше, за исключением Лопеца, который должен был последовать за нами через несколько дней.

На северном побережье Земли Бэнкса все шло благополучно. Возле охотничьего лагеря у островов Гоур было убито несколько тюленей; Кэстель убил большого медведя, а Наткусяк, Эмиу и Уилкинс — две дюжины карибу. Однако наш план доставки сахара на «Белого Медведя» не удалось осуществить, так как для перевозки от залива Милосердия до пролива Принца Уэльского мы рассчитывали использовать упряжки, которые должны были прибыть со Стуркерсоном. Таким образом, склады сахара остались на северном берегу Земли Бэнкса и через год сыграли некоторую роль в трагедии, которая там произошла.

В пути мы встречали карибу, причем ни разу не видели больших стад; но все же карибу были настолько многочисленны, что если бы мы не имели другой пищи, то вполне могли бы прокормиться охотой. Ботаническими исследованиями мы не занимались; но присутствие карибу, конечно, доказывает, что здесь есть растительность. Вероятно, здесь можно найти растения, типичные для более или менее гористых мест арктической суши.

Почти в каждой речной долине обнаруживались признаки присутствия угля; иногда мы находили выходы мощностью в несколько метров, по-видимому, состоящие из хорошего лигнита, хотя взятые образцы оказались несколько посветлевшими от выветривания. В других местах лигнит очень напоминал дерево, спрессованное в брикеты или неправильные обломки и обожженное.

Мы решили, что Алинняк и Лопец с семьями возьмут худших собак и сани, с тем, чтобы идти позади; их единственное задание заключалось в том, чтобы достигнуть о. Мельвиль прежде, чем лед взломается. Со мною шли Уилкинс, Наткусяк и Эмиу. Кэстель и Мартин пошли вперед, к заливу Милосердия, чтобы попробовать установить контакт со Стуркерсоном. Однако они вернулись, не найдя этого залива, так как оказалось, что на адмиралтейской карте, которой они пользовались, очертания побережья не имеют даже отдаленного сходства с действительностью. По-видимому, карта была начерчена по памяти, через несколько лет после того, как экспедиция Мак-Клюра обследовала это побережье. Во время поисков Кэстель нашел другой, не обозначенный на карте залив, который мы решили назвать его именем. Дойдя до залива Кэстеля, мы вскоре выяснили, что он отстоит лишь на 6 миль от залива Милосердия, где в свое время зимовало судно экспедиции Мак-Клюра; удивительно, что никто из участников этой экспедиции не обнаружил залива Кэстеля, тогда как его легко можно было увидеть, взобравшись в хорошую погоду на соседнюю возвышенность.

У залива Милосердия для меня было оставлено письмо Стуркерсона, сообщавшее о причинах, по которым он не смог прибыть на мыс Альфреда. Оказалось, что капитан Гонзалес дважды безуспешно пытался пройти от «Белого Медведя» напрямик к заливу Милосердия, сначала самостоятельно, а потом вместе со Стуркерсоном и его группой. Это было в середине зимы, в темное и бурное время, а местность оказалась гористой. При всей своей опытности в китобойном деле, капитан плохо умел путешествовать по арктической суше, так как был убежден в превосходстве методов, применявшихся 30–40 лет назад. Он настаивал на использовании палаток, считая их лучше снежных домов, и требовал, чтобы готовилось несколько блюд, хотя из-за этого приходилось тратить на стряпню много времени, предназначенного для сна. Все вещи покрывались инеем, одежда сырела, и кончилось тем, что капитан отморозил ноги. Уже почти дойдя до залива Милосердия, Стуркерсон был вынужден уложить капитана в спальный мешок и везти обратно всю дорогу до «Белого Медведя». На этом кончился второй «урок».

Третья попытка дойти до залива Милосердия, чтобы забрать оттуда сани, оказалась успешной. На этот раз Стуркерсон пошел обходным путем по побережью. В некоторых местах, против ожидания, море оказалось открытым даже в конце декабря, и пришлось идти по тонкому льду с риском провалиться.

Вернувшись с санями на базу, Стуркерсон застал там Томсена, который передал ему мои инструкции. Но во время трех поездок, происходивших в самый тяжелый период зимы, у многих собак были изранены лапы; другие собаки погибли от заразной болезни, которая началась еще до моего отъезда с базы «Белого Медведя». Поэтому Стуркерсон послал мне это письмо, чтобы сообщить, что при создавшемся положении нельзя осуществить одновременно оба наши плана (т. е. экспедицию на запад и обследование острова Бордэн) и приходится ограничиться одним из них. Полагая, что я предпочел бы обследование о. Бордэн, Стуркерсон и решил приступить к нему.

Герману Килиану и Палайяку было поручено отправиться к заливу Милосердия и оставить там для меня это письмо. Если бы они догадались поехать дальше и привезти письмо на «Полярную Звезду», то избавили бы нас от беспокойства и напрасного ожидания, а сами избавились бы от тяжелого обратного пути к «Белому Медведю», осложненного их плохим снаряжением.

В своем письме Стуркерсон сообщал некоторые интересные подробности о своем осеннем путешествии по северо-восточному побережью о. Виктории. Однажды он остановился лагерем у большого мыса. На следующее утро, отойдя на несколько миль от лагеря, он был встречен таким ужасным штормом, что решил вернуться в лагерь. На другой день он снова пытался идти в том же направлении и опять был остановлен тем же штормом; все дальнейшие попытки тоже оказались безуспешными.

Стуркерсон — опытный человек, и заставить его отступить могла лишь необычайно сильная буря. По-видимому, она представляет собою постоянное местное явление. Мне известно, что подобные же явления наблюдались в некоторых местах на континенте. Так, например, у бухты Лэнгтон в течение нескольких лет с плоскогорья постоянно дует северный ветер, достигающий силы урагана и напоминающий водопад: на плоскогорье скопляется холодный и сравнительно более тяжелый воздух, тогда как море у берега свободно ото льда или покрыто лишь тонким льдом, так что возникают сильные восходящие потоки теплого воздуха; стремясь заполнить оставляемое ими пространство, холодный воздух стекает с плоскогорья по откосу. Если путешественник идет по этому плоскогорью к морю, то, еще находясь на расстоянии 6–8 миль от края откоса, он чувствует слабый бриз, дующий ему в спину. Когда же он подходит к откосу, отстоящему на 3–4 мили от моря, и начинает спускаться, ветер превращается в ужасный шторм, который взметает на воздух гальку и катит, как колеса, плитки сланца по снегу. Последний настолько уплотнен и «отполирован» этим ветром, что напоминает лед. На взморье скорость ветра достигает 60–80 миль в час; но если отойти от откоса на 8–10 миль к северу, идя вдоль перешейка, ведущего на п-ов Парри, то можно постепенно выйти из шторма и попасть в зону штиля или слабого ветра, дующего в другом направлении.