Чарльз Майер - Как я ловил диких зверей

Хси Чуай приготовил завтрак в своем ящике с песком, воткнув туда палки и подвесив на них котелок для варки риса. Никогда, с тех пор как я вернулся в Америку, не случалось мне есть так чудесно сваренный рис, где отделялось каждое зернышко.

После утренней трапезы началось плетение пробной сетки из ратана. Хаджи выбрал двух искусных работников. Кругом собрались зрители: пальцы плетельщиков так и летали. Сетка была быстро окончена. Длины она была достаточной, чтобы вместить большого леопарда, а круглое отверстие имело в диаметре три фута. Вокруг отверстия была продета плетеная веревка из ратана с длинным свободным концом. К тому времени, когда все было готово для пробы, слава обо мне проникла во все уголки малайского квартала, и, когда мы отправились выбирать дерево, за нами уже шла толпа.

На окраине кампонга мы нашли подходящее дерево, выбрали на нем две прочные ветки, одну над другой, нижнюю надпилили на середине, а вдоль ветки положили сетку, так что надпиленное место приходилось посередине сетки. Сетка и отверстие удерживались в открытом виде тоненькими бечевками из ратана, привязанными к веточкам. Конец веревки прикреплен был к верхней ветви. Тогда один из людей забрался на дерево и уселся верхом на ветке, прямо перед отверстием сетки, ему подали камень весом фунтов в двадцать. Он с минуту подержал его в руках и затем опустил в сетку. Раздался треск. И все полетело вниз: ветка, сеть и камень. Люди отпрыгнули прочь, но сетка не упала на землю: она осталась висеть на верхней ветке, не касаясь земли, отверстие ее было туго стянуто. Пока что мое изобретение действовало хорошо. Хаджи объяснил изумленным зрителям, что это репетиция и что вместо камня в сетке будет впоследствии леопард. Интересно было наблюдать за выражением их лиц, по мере того как они начинали понимать суть дела. «Бетюль» (верно), — говорили они. И опять повторяли: «Бетюль, бетюль!», медленно покачивая головами.

Для меня было большой удачей, что среди присутствующих находился некий Абдул Рахман, приехавший с юго-запада, с реки Муси, из местности в шести днях пути отсюда. Он приплыл на бамбуковом плоту и привез с собой на продажу сырой каучук и лучший сорт ратана, называемый «сэга айер», приготовленный уже на продажу в шестнадцатифутовых связках по сто штук в каждой связке. Плот тоже должен был быть разобран, и бамбуковые колья, из которых он был сделан, проданы. Он со своими рабочими собирался ехать обратно в лодке, которую привели на буксире, и забрать в обратный путь запасы риса, сушеной рыбы и ножей. Таков был первоначальный план, но так как он был человек смелый и решительный, то он тут же решил изменить план и взять меня с собой. Он прямо влюбился в мою сетку.

Абдул Рахман был старейшиной над тремя кампонгами и очень уважаемым человеком в своем округе. Он обыкновенно доставлял свои официальные донесения голландскому резиденту в Палембанге и писал: «Все спокойно». Потому что, если и не все было спокойно, он уж умел успокоить, и без промедления.

Ни один губернатор не мог бы с большим достоинством пригласить меня в свои владения, чем Абдул Рахман, пригласивший меня в свой кампонг.

— Там много зверей в джунглях, — сказал он, — много-много; и шкуры у них блестят, как тихие воды на солнце.

Я посоветовался с хаджи, мнением которого я очень дорожил. Он уверил меня, что этот человек говорит истину.

Бамбуковый плот Абдула Рахмана и та легкость, с которой он передвигался по реке, послужили мне главной приманкой. Самые лучшие животные в мире не стоят ничего для меня, если их нельзя легко перевезти, куда следует.

— Я поеду, — согласился я.

Абдул Рахман поклонился так, будто бы я оказал ему великую честь.

Хаджи сам выбрал для меня лодки. Та, в которой я должен был ехать сам, имела сорок футов в длину, а лодка для запасов и багажа — тридцать пять. Грузовая лодка могла поднять полторы тонны груза. Лодки были сделаны из огромных выдолбленных стволов, отлично сработаны и формой напоминали индейские пироги.

Когда наступило время выбирать помощников, положение стало затруднительным. Почти все мужское население кампонга предлагало свои услуги. Обо мне шла слава не только искусного волшебника, но еще и человека, щедро раздававшего деньги. Хаджи отобрал для меня десять человек — великолепных парней — по пяти на каждую лодку. Каждому из них я выплатил жалованье вперед за месяц — пятнадцать мексиканских долларов — с тем, чтобы они могли оставить деньги, все или часть, своим женам. Я предупредил их, что мы будем в отлучке не меньше месяца.

Малайцы путешествуют налегке. Они взяли с собой только по лишнему саронгу, скрутив его на голове в виде тюрбана. Некоторые из них захватили остроконечные китайские шляпы. Они иногда надевали их от солнца, но чаще употребляли вместо корзин, чтобы держать в них орехи бетеля и табак. У всех за поясом были паранги — тяжелые восемнадцатидюймовые ножи. Малаец без ножа — не малаец.

Я привык сводить мои запасы к минимуму. Рис, сушеные фрукты, ружья, большое количество патронов, рубахи, брюки хаки, носки, сапоги, матрац, непромокаемые одеяла и сетка от москитов — вот почти и весь список. Я также брал с собой заступы и кирки для рытья ям. У кормы пристроили каянг, чтобы защищать меня от палящего солнца. В грузовой лодке Хси Чуай поместил свой неизменный ящик с песком для стряпни.

На закате мы тронулись в путь. Хаджи и толпа провожающих стояли на берегу и желали нам счастья. «Саламат джалан» (счастливого пути) и «энтонг» (всякой удачи) неслись нам вслед.

Лодка Абдула Рахмана шла впереди, указывая фарватер. Для того чтобы править рулем, не требовалось особого знания реки. Она была достаточно глубока для наших лодок, которые сидели в воде всего фута на полтора. При обыкновенном течении лодка с четырьмя гребцами шла очень быстро. Когда течение было чересчур сильно, гребцы оставляли весла и брались за шесты. Двое гребцов становились на нос, втыкали свои бамбуковые шесты глубоко в дно реки, потом напирали на них плечом и шли по направлению к корме по краю выдолбленной лодки, имевшему около шести дюймов в ширину. Они отбивали такт своими босыми ногами, всей тяжестью налегая на шесты, и лодка спокойно продвигалась вперед. Когда они доходили до конца, где уже не было опоры, вторая пара гребцов начинала то же от носа, и таким образом ни минуты перерыва не было. Сменяя друг друга, они вели лодку и выводили ее против сильного течения в более спокойные воды.

Час за часом мимо нас проплывали все те же картины: густые джунгли, спускавшиеся к самому берегу реки, точно две бесконечные зеленые стены, изредка прерываемые песчаными отмелями. В тех местах, где река становилась уже, ветки и вьющиеся растения смыкались над ней, образуя над нашими головами зеленые арки. Порой слышались вой тигра или леопарда, неприятный крик павлина или карканье и трескотня клюворога. Иногда доносились нежные звуки — песни певчих птиц, но их скоро заглушала болтовня обезьян. Большой журавль торжественно смотрел на нас несколько минут, потом захлопал крыльями и снялся с места. На песчаной косе стоял кабан, пришедший напиться.