Геннадий Машкин - Заколдованное нагорье

— Мог ли мой дедушка знать про какую-то магнитную трубку? — огорченно заметила Устя.

— Про отряд-то знал, — бросил Валик. Он подтянул рюкзак и вынул из него подкову. — Улики, как видишь, прибавляются... против твоего деда.

— Да, он что-то уж слишком противился всякому вторжению в свои угодья, — добавил Маков. — Верно, ловушечки стережет.

— А может, и еще кое-что, — Валик подбросил в руке подкову. — Отряд-то шел с грузом...

— И надо же было найти мне здесь эту несчастную железку! — выдавила Устя.

Маков взял подкову, повертел перед огнем, покрутил головой.

— Подкова — на счастье. А с той легендой про отряд в Заколдованном Круге все решится само собой. Начнем здесь планомерно геологическую съемку — каждый оброненный гвоздик отыщем.

— Боюсь, тут почище гвоздика вещи найдутся, — не отступался Валик. — Еще в Иркутске я чуял: нечистое здесь дело.

— Кому что, а шелудивому — баня! — зло проронила Устя.

— Не ссорьтесь, племя молодое! — прикрикнул Маков. — Главное — магнитная труба, остальное — романтическая шелуха!

— Не романтическая, а драматическая, — не унимался Валик.

— Не будем уточнять на голодный желудок, — предложил Маков. — Давайте-ка лучше сварганим какой-нибудь ужин.

Устя развязала свою котомку, загремела котелком.

— Я знаю, где здесь вода, — сказал Маков. — Там я ночевал. Мой табор мог бы стать последним...

«Племя молодое» разбудили выстрелы. Ошарашенный Валик выскочил из-под одеяла, протер глаза. Но и после этого ничего не увидел, кроме деревьев с туманными космами. Куда ушел геофизик в такую рань? Кто стрелял? Подозрения и страх вновь навалились на капитана.

Он заметался по росной полянке. И натолкнулся на Макова, который, прихрамывая, вышел из кустов с большим глухарем в руке. Пух на голове черной до блеска птицы взъерошился от росы, на кончике клюва висела розовая капля. У Олега Макова за плечами висели ящики с прибором и тренога. Увидев взбудораженного мальчишку, Маков улыбнулся.

— Пошел взять контрольный отсчет, а этот красавец сидит над самой точкой!...

— А я решил было, что снова вмешалось колдовство, — смущенно пробормотал Валик.

— Нет уж. Теперь мы сами колдовать будем. Подкрепимся и начнем!

Маков протянул глухаря Валику.

— Перья переливаются, как шерсть на нашем Майоре, — вырвалось у капитана.

Маков почесал щетину, брови его встрепенулись, как ерши на крючках.

— Мы найдем и того, кто убил вашу собаку, — пообещал геофизик, медленно двигаясь к костру, который разжигала Устя. — Теперь у нас должна пойти поисковая масть — такое поверье есть у полевиков. Преодолели столько, что хватило бы на иную партию...

Геофизик сбросил треногу, поставил ящик у костра, сел на него и вынул измятую пачку сигарет. Закурил и, глядя в костер, стал рассказывать, сколько разных препон стояло на его пути сюда...

Олег Маков был аспирантом у профессора Ряпушкина, которого за солидность и лысину прозвали в Институте земной коры Светилом. Профессор вел тему геофизических поисков железорудных месторождений Ангаро-Илимского района. Под руководством именитого шефа аспирант Маков обрабатывал данные аэромагнитных наблюдений с воздуха.

Тема подходила к концу. Профессор считал, что данные магнитометрии не позволяют больше надеяться на открытие даже небольших месторождений на Ангаро-Илиме и расширять геолого-геофизические исследования здесь не стоит. Такое заключение должен был сделать Олег Маков в своей кандидатской диссертации.

Но дотошный аспирант, выросший сам на братском — бывшем каторжном — руднике, не соглашался с учителем по основному вопросу. Ученик считал, что некоторые месторождения в междуречье Илима и Ангары могут быть скрыты мощным чехлом рыхлых отложений, не в пример классической Коршунихе, или даже залегать в форме «слепых» тел на доступной глубине. И тогда приборы самолета фиксируют незначительную аномалию или совсем пропускают ее. «Ну, что ж, молодой человек, — сказал в конце концов профессор Ряпушкин, — защищайте в вашей диссертации свою точку зрения. Только учтите, коллега, я буду сохранять нейтральную позицию...»

«Бунтарь» пошел за поддержкой к своей знакомой аспирантке, которая была родом из этих мест. Выслушав горькую исповедь Макова, она вспомнила о случае, который произошел в их Заангарской тайге в годы гражданской войны. «Случай, конечно, оброс небылью от многочисленных пересказов, — заметила она, — но рациональное зерно в нем вполне может быть. Магнитное зерно!»

Легенда о Заколдованном Нагорье, отряде с ценным грузом и роковом несоответствии карты, компаса и глаза офицера всколыхнула душу аспиранта. Он вспомнил, что многие из месторождений Ангаро-Илима имели формы мощных труб, уходящих в глубину земной коры. Это были магнитные тела, которые как угодно могли шутить со стрелкой компаса. Они притягивали одни из концов стрелки, так что путник мог бесконечно ходить по кругу в непроглядной тайге. «И похоже, что тот отряд побывал в подобном Круге, — сказал тогда своей знакомой Маков. — А не моя ли это гипотетическая замаскированная труба?!»

На другой же день геофизик взял десятидневный отпуск и, не объяснив ничего Светилу, с магнитометром за плечами прибыл в Острожск. Дальше надо было спускаться по Ангаре на моторной лодке. И тут судьба свела его с дедом Гордеем.

Маков рассказал Гордею, что едет в Заваль, чтобы проделать некоторые геофизические наблюдения вдоль речки Каверги. Услышав про Кавергу, Гордей стал предлагать свои услуги. Ученый обрадовался, что так быстро встретил нужного человека и не надо много распространяться о цели своего приезда.

— Гордей Авдеич оправдывал надежды, пока не потерялся нож, потом пропала буссоль, — закончил свое повествование Маков. — Тогда я понял, что дело тут нечистое. Но отступать не в моих правилах. Хоть что-то да надо было разведать мне на этом Нагорье...

— Отступать — и не в моих правилах! — воскликнул Валик, но встретился с холодным взглядом Усти, судорожно втянул в себя дым, закашлялся, заключил: — А вообще, пора бы позавтракать.

— Позавтракать и — на профиль! — добавил Маков.

Устя взяла нож, глухаря и направилась к ручью. Она просто обрадовалась, что представилась возможность передумать все заново наедине. Рассказ Макова перевернул все в ее душе. Никак не бралось в толк, что главная тайна этого места, столько лет хранимая тайгой, не так уж далеко от деревни. «Но только ли тайгой? А деда, что же, не знал, что представляют собой камни на дне ловушек?!» Она пыталась воздвигать разные преграды на пути этой мысли: деревенская жизнь учит затворничеству, охотник-промысловик бережет свой надел от чужого глаза, а дед — радетель за чистоту тайги, воды и неба...