Дмитрий Горюнов - Возвращение в Африку

В лавку вошла пожилая самбурка, закутанная в черный лоскут материи, разложила на прилавке козлиную шкуру, разгладила и что-то сказала продавцу. «Она говорит, что это очень хорошая, мягкая шкура, и хочет получить за нее два пакета муки и пачку сахара, — перевел лавочник. — Шкура стоит того, но она давненько не была в лавке, а цены уже выросли, я могу предложить ей один пакет муки, пачку сахара и несколько центов сдачи». Продавец долго объяснял самбурке ситуацию, та в конце концов поняла, но от центов отказалась, попросив бисера для невестки. Сделка состоялась, женщина ушла, и лавочник торжествующе посмотрел на нас. «Вот вы и убедились в преимуществах прямого обмена товаров. Без этого я давно бы разорился, не дождавшись, пока правительство ликвидирует неграмотность или хотя бы недоверие к деньгам, которые оно выпускает». Пора было уходить.

— «Бранил Гомера, Феокрита, зато читал Адама Смита и был глубокий эконом, то есть умел судить о том, как государство богатеет и чем живет, и почему не нужно золота ему, когда п р о с т о й п р о д у к т имеет», — читаю негромко Пушкина.

— Что вы говорите? — спросил лавочник.

— Стихи.

— Стихи в такую жару? Выпейте лучше пива. Могу предложить Карлсберг или Хайнекен.

— Датское и голландское пиво? Интересно, для кого вы его держите?

— Конечно, не для местных. У многих туристов запасы пива кончаются значительно раньше, чем они добираются до озера Рудольф.

За Барагои, где кончалась дорога и откуда, по нашим расчетам, оставалось рукой подать до Соут Хорра, неожиданно появилась развилка. Поругивая полицейского инспектора, еще раз углубились в географические карты. Развилки не должно быть! Откуда она взялась? Выбрали правую, более свежую колею, возможно, именно по ней возвращался вчера полицейский. Едем час, другой… Надо снова подумать и разобраться. К тому же место подходящее — несколько высоких акаций над крохотным ручьем. Лучшего места для завтрака не придумаешь. Завтрак завтраком, но куда же ехать? И, о счастье! К нам приближаются трое африканцев, молодая женщина и двое мужчин. Женщина прямо-таки черная Афродита с классическими чертами, с доброй улыбкой, обнажавшей неописуемой белизны ровные крепкие зубы. Длинная шея скрыта украшениями из бисера, на ногах и руках металлические браслеты, обнаженное тело прикрыто лишь коротким, чуть шире ладони, искусно вышитым бисером передником, который удерживается на тонкой талии кожаным сыромятным ремешком. Высокие, хорошо сложенные мужчины одеты в нечто вроде короткой тоги, закрепленной на одном плече; вооружены копьями и ярко раскрашенными щитами из кожи буйвола.

Наш полиглот Джон быстро установил, что они из народности самбура, навещали живущих южнее родственников и возвращаются в свое селение. От завтрака африканцы решительно отказались, но мужчины с удовольствием выпили по банке пива. Они сказали, что надо было держаться левее, но утешили тем, что мы не так много потеряли времени и они знают, как, не возвращаясь, попасть на нужную дорогу, и она будет одна до Соут Хорра, который совсем рядом. Прощаясь с добрыми самбура, мы предложили им взять что-нибудь. «Нет, нет, ничего не надо». — «Может быть, сахар?» — предложил Джон. «Сахар можно, дети стали к нему привыкать». Но предложенная пачка вызвала смущение. Джон догадался и разделил пачку на три равные части. «Вот так хорошо», — африканцы радостно заулыбались. Красавице предложили еще на выбор несколько монет. Перебирая их на тонкой и длинной ладони, она выбрала самую дешевую бронзовую денежку и показала, что прицепит ее к украшению на шее. «Но ведь белые серебряные шиллинги значительно дороже, на них можно купить много украшений», — просвещал женщину Джон. «Может быть, в городе так, но мы делаем украшения сами. Эта мне нравится больше», — ответила самбурка. На прощание мы сфотографировались с новыми знакомыми. В не столь уж давние времена люди из многих народностей Кении отказывались позировать перед фотоаппаратом или кинокамерой. Они считали, что снимающий может завладеть их душами и властвовать над ними. Иностранный туризм внес изменения в психологию кочевников. Некоторые предприимчивые африканцы, надевая ритуальные наряды и появляясь около туристских отелей, сделали позирование перед камерой своего рода побочным заработком. Наши самбура позировали перед фотоаппаратом совершенно бескорыстно. «Вас подвезти?» — предложил Джон. «Нет, нет, нам совсем рядом». Джон не стал настаивать, но, когда мы тронулись, сказал, что идти им еще миль десять.

В Соут Хорр, где последний непересыхающий ручей прозрачной воды весело перепрыгивал через каменные плиты и где стиркой белья было занято, кажется, все женское население местечка и окрестных поселений, Джон дотошно расспросил стариков о дороге на озеро Рудольф. Все в один голос утверждали, что есть одна-единственная дорога, с которой сбиться никак нельзя. Однако старики советовали подождать утра — «очень жарко». Жара действительно становилась нестерпимой, наши запасы фанты, кока-колы, содовой и пива таяли. Но всем не терпелось не просто умыться в ручье, но и искупаться в озере.

После часа езды дорога исчезла. Мы буквально ползали по закаменевшему грунту, пытаясь найти ее следы. Следов не было. А жара все усиливалась, солнце жгло. Видимо, пока не поздно, надо возвращаться, а утром брать проводника.

Вдруг Джон учуял запах дыма и повел машину в этом направлении. Вскоре показалась бома — огороженный сухими кустами участок, по краям которого расположились две круглые хижины из прутьев, обмазанных глиной с навозом, да еще прохудившийся сараюшко. Круглый пятачок в центре, служивший загоном для скота, был обильно унавожен козьими горошинами и верблюжьими лепешками. На сигналы наших машин из хижин появились девочка лет двенадцати, молодая женщина с грудным ребенком на руках и довольно рослый, плотный мужчина лет сорока со странно застывшими глазами. По тому, как женщина, поочередно разглядывая каждого из нас, что-то говорила мужчине, мы поняли, что он слепой, и женщина, вероятно, описывала ему приехавших. Вступивший в разговор Джон не без труда выяснил, что это семья из племени сук. Да, мужчина полностью потерял зрение лет десять назад. Трахома! Но он сильный и красивый мужчина, у него две жены и семеро детей. Старшая жена и двое сыновей отправились на верблюдах за водой, третий сын пасет коз, две девочки копаются в поле. «Неужели здесь что-то родится?» — «Растет маниока, а если бывают дожди, растут сорго, кукуруза. У семьи пять верблюдов и сорок коз. Хозяин говорит, что семья живет в достатке», — переводит Джон.

Я подошел поближе, чтобы посмотреть на малыша. Африканские ребятишки, как правило, восхитительны: курчавые головенки, крупные вишневые глаза, добрые белозубые улыбки. Малыш улыбался беззубым ртом, сучил ручками и ножками. Но глаза! Огромные глаза были сплошь облеплены мухами, и я с содроганием разглядел в их уголках еле заметных белых червячков. Увидел это и один из моих спутников, Володя, русоголовый, розовощекий юноша, выросший в стерильной чистоте. Отшатнувшись и смутившись, что не удалось скрыть охватившего его смятения, он шепотом спросил: «Вы видели? Что это шевелится в его глазах?» — «Это личинки, которые отложили мухи». — «Личинки? Какой ужас!»