Дмитрий Горюнов - Возвращение в Африку

В другой раз шум ветра напомнил мне иной, надолго врезавшийся в сердце звук. Было это давно, на Плещеевом озере. Тогда среди московских рыболовов бытовало твердое мнение, что с 28 апреля независимо от погоды плотва несметными косяками заходит метать икру в речку Вексу, ту самую, по которой в половодье Петр I спустил два корабля построенного на Плещеевом озере потешного флота, провел их через Нерль и Волгу и положил начало Каспийской флотилии. К 28 апреля у села Усолье собиралось множество рыбаков. Но в тот раз клева не было, рыба не шла. Один из местных жителей предложил нам купить крупную щуку, добытую, как нетрудно было догадаться, на нерестилище острогой. Сварили уху, наелись свежей щучьей икры и устроились вздремнуть до вечерней зорьки на просохшем пригорке под сенью корабельных сосен. Сквозь дрему и невнятный шум крон я услышал вдруг еле различимый звук скрипки. Откуда взялась скрипка? Приподнявшись на локоть, оглядевшись и не обнаружив скрипача, я долго не мог понять, откуда идет этот высокий мелодичный звук: на ровном ветру пела золотистая, нежная, еще не затвердевшая кожица сосны, у которой я притулился. Сколько лет прошло, сколько стран потом пришлось повидать и всяческих экзотических растений, и диковинных зверей, и заморских птиц, и звуков разных слышать, а вот запомнился на всю жизнь этот полдень на берегу Плещеева озера и этот звук, похожий на звук скрипки.

Почему вспомнилось об этом? Почему на берегу далекого озера Рудольф встают картины Байкала, Плещеева озера?.. Хоронили талантливого журналиста, умного, скромного и душевного человека, много лет проработавшего корреспондентом центральной газеты в западных странах. На гражданской панихиде, воздавая должное заслугам покойного, один из ораторов развивал мысль о том, что советские люди, работающие в капиталистических странах, за редким исключением достойно проходят через соблазны и искушения вещного изобилия и бытовых удобств буржуазного общества. Они в массе своей не подвержены рже приобретательства, а всегда руководствуются принципами социальной справедливости, превыше всего ценят наш, социалистический образ жизни.

Хорошие слова, верная в общем-то мысль. Но я, только что вернувшийся из заграничной командировки, тянувшейся двенадцать долгих лет, слушал и думал: боже мой, при чем соблазны и искушения? И чем — вещами, удобствами! Да знали бы, что самое трудное испытание, которое выпадает на долю русских людей, несущих службу вдали от родных берегов, — это каждодневная тоска по Родине. Какое бы видимое, изобилие ни окружало тебя, какая бы красота ни открывалась взору — память постоянно возвращается в родные пределы, в подмосковные, во владимирские ли березняки и ельники, шуршит осенними листьями, скользит по первой пороше, кутается от зимней стужи и отогревается в кругу друзей, говорящих на твоем родном языке о близкой и неотделимой от тебя жизни дома, в России!

По-разному складываются судьбы людей, и всегда почти счастье и беда, радость и боль, надежда и разочарование, уверенность и сомнение сопровождают на жизненном пути мыслящую и страдающую личность в ее поисках истины. Лишь у немногих, подобно вересаевскому фельдшеру, «истина жизни вся целиком, до последней буквочки находится в жилетном кармане». По своей ли вине, в силу ли стечения обстоятельств человек иногда впадает в такое состояние, когда ему кажется, что все потеряно, что смысл жизни утрачен, и для него больше ничего не существует. Но даже и тогда, подводя «предварительный итог» или чувствуя приближение «последнего срока», настоящий человек, забывая нанесенные обиды, становясь выше уязвленного самолюбия, освобождаясь от тщеславия и суетности, находит в себе душевные силы, чтобы вслед за поэтом сказать: «Но более всего любовь к родному краю меня томила, мучила и жгла».

В первое же утро в Лойянгалани мы познакомились с единственными постоянными обитателями восточного берега озера — людьми из племени эль-моло. Несколько стариков: попыхивают трубками из рыбьих позвонков на прибрежном песке, сплошь усеянном костями от самых мелких до метровых рыбьих хребтов и голов размером с доброе ведро. «Как мы будем разговаривать, вы знаете язык эль-моло?» — спрашиваю Джона. «Нет, конечно, но объясниться сумеем, эль-моло давно забыли свой язык и говорят на языке туркана и самбуру».

Нерадостна история этого самого маленького и самого бедного в Кении, а, возможно, и во всей Африке племени, неясно и его происхождение. Старики рассказывают, что люди эль-моло издавна живут на берегах озера. Это же подтверждается лингвистическими изысканиями и антропалеонтологическими исследованиями ученых. Венгерские исследователи Ш. Телеки и Л. Хенель писали о трех рыболовных общинах эль-моло: на юге у бухты Эль-Моло, у бухты Алия и на северной оконечности озера, неподалеку от дельты реки Омо. Возможно, и А. К. Булатович видел рыбаков племени эль-моло. Говорят, что эль-моло в прошлом были скотоводами. В тяжелые времена, в период длительной засухи они поневоле занялись рыболовством, ставшим впоследствии основным средством их существования.

Считают, что в давние времена, кочуя со своими стадами с севера на юг, эль-моло первыми обосновались в Лойянгалани, где благодаря источнику, стекающему с горы Кулал, сохранилась растительность. Но в оазисе останавливались на время и более многочисленные воинственные племена кочевников. В стычках с ними мирные эль-моло, не имевшие военной организации и не знавшие вождей и старшин, теряли людей и скот. В конце концов скота у них совсем не осталось, кочевать по пустынным просторам в поисках пастбищ стало не нужно. Эль-моло окончательно осели на восточном берегу озера Рудольф и на двух крошечных островках Эль-Моло. Единственным их занятием стала рыбная ловля, охота на крокодилов, черепах и бегемотов.

Ко времени завоевания Кенией независимости эль-моло оставалось всего 75 человек. Как выглядели эль-моло в давние времена, когда они обосновались на озере, походили ли внешностью на своих соседей — высокорослых, хорошо сложенных, крепких самбуру и туркана? Нынешние эль-моло невысоки ростом, не могут похвастаться здоровьем: у стариков больные суставы, за редким исключением, у всех эль-моло плохие зубы, кровоточат десны, дети страдают рахитом. Здесь рано седеют, нам встречались седые десятилетние мальчишки. Вероятно, из-за однообразной пищи, без мяса и овощей, и озерной воды, которая содержит множество солей, а эль-моло вынуждены ее пить. Старики, с которыми беседует Джон Омоло, философски смотрят на жизнь. «Снова завести скот и воевать из-за пастбищ с борана, туркана, самбуру? Нет, на это у нас нет сил. Вот если бы вернулись времена, когда у нас был скот, послушный только нам!» — хитро сощурил глаза один из стариков.