Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)

И действительно, «Наутилус» шел всего в десяти метрах над дном равнины Атлантиды. Он несся, как воздушный шар, уносимый ветром, над земными горами; впрочем, лучше сказать, что мы находились в нашем салоне, как бы в вагоне экспресс поезда. Перед нашими глазами проходили на первом плане фантастически очерченные скалы, леса деревьев, перешедших из растительного в минеральное царство; неподвижные, они искривлялись в волнующейся воде. Можно было различить каменистые массы, скрывавшиеся под ковром асцидий и анемон и усаженные длинными вертикальными водорослями, а также и обломки лав, как-то странно изогнутые, говорившие об ужасающей ярости плутонических извержений.

И в то время когда эти причудливые ландшафты сияли при свете наших электрических огней, я рассказывал Конселю историю этих атлантов, которые с точки зрения чистого вымысла внушили Бальи столько прекрасных страниц. Я ему говорил о войнах этого героического народа. Я рассуждал об Атлантиде как о факте, не подлежащем сомнению. Однако Консель был рассеян, плохо меня слушал. Вскоре его равнодушное отношение к этому историческому событию разъяснилось.

Действительно, его внимание отвлекали многочисленные рыбы, которые дефилировали перед окном, и, как только они показывались, Консель, погружаясь в бездны классификаций, уносился из мира действительности. В этих случаях мне оставалось только следовать за ним и приниматься вместе с ним за ихтиологические изыскания. Впрочем, рыбы Атлантического океана ничем особенным не отличались от виденных нами до сих пор. Встречались огромные скаты длиной в пять метров, отличающиеся значительной мускульной силой, благодаря которой они могут подниматься над волнами; различного вида акулы и среди них порода carchiorios glaucus пятнадцати футов длиной, с треугольными острыми зубами, которые настолько прозрачны, что незаметны в воде; бурые морские караси; гумантины в виде призмы, покрытые бородавчатой корой, как латами; осетры, походившие на своих родичей в Средиземном море; морские иглы-трубачи в полтора фута длиной, темно-желтого цвета, снабженные небольшими серыми плавниками, лишенные зубов и языка и извивающиеся, точно тонкие и гибкие змеи.

Среди костистых рыб Конселю довелось увидеть черноватых макайр длиной в три метра и вооруженных по верхней челюсти острой шпагой; рыб яркого цвета, известных во времена Аристотеля под названием морских драконов, которых брать в руки опасно, потому что их спинной плавник вооружен острыми иглами; попадались и корифемы с коричневой спиной, с голубыми на ней полосками и украшенные золотой каймой; красивые доадры; кризостозы-луны в виде дисков с лазоревым отливом, казавшиеся серебряными пятнами, когда солнечный свет падал сверху; наконец, меч-рыбы в восемь метров длиной, плавающие стаями, снабженные желтоватыми плавниками в виде серпов и вооруженные длинными мечами в шесть футов; эти неустрашимые меч-рыбы, скорее травоядные, нежели рыбоядные животные, повинуются малейшему знаку самок как хорошо выдрессированные мужья.

Наблюдая все эти различные образчики морской фауны, я в то же время рассматривал и расположение обширной равнины Атлантиды. На ней местами группировались возвышенности, которые замедляли ход нашего судна. «Наутилус» начинал идти тише и изумительно ловко лавировал в узких проходах между холмами. Если же лабиринт становился совсем непроходимым, то «Наутилус» подымался кверху и, миновав препятствие, продолжал свое плавание в нескольких метрах ото дна. Удивительное и прелестное плавание, которое напоминало маневры аэростата, но с тем преимуществом, что «Наутилус» был вполне послушен руке рулевого. Около четырех часов вечера почва, состоявшая до сих пор из густого ила, перемешанного с окаменелыми растениями, стала постепенно видоизменяться; она сделалась более каменистой и казалась усеянной конгломератами, базальтовыми туфами, обломками лавы и сернистыми обсидианами.

Я полагал, что вскоре последует горная область; и действительно, я вскоре заметил, что южный горизонт загромождала высокая стена, заграждающая выход. Очевидно, вершина ее подымается над уровнем океана. Это должен быть материк и, вероятно, остров Зеленого Мыса. Местонахождение судна, возможно, что и умышленно, не было обозначено, и я не знал, где мы находились. Во всяком случае, указанная мною стена определяла границу Атлантиды, только незначительная часть которой была нами пройдена.

Я продолжал свои наблюдения и ночью. Консель ушел в свою каюту, и я оставался один. «Наутилус» шел тихим ходом, плывя над массами неясно обозначавшейся почвы, то слегка касаясь ее, как бы с намерением здесь остановиться, то по капризу поднимаясь на поверхность волн. В последних случаях мне пришлось, хоть мельком, видеть сквозь кристальные воды несколько ярких созвездий.

Я долго еще стоял перед окном, любуясь красотами моря и неба, как вдруг ставни закрылись. В эту минуту «Наутилус» подошел к отвесному скату стены. Как он ее обойдет, я не мог себе представить. Я возвратился в свою комнату. «Наутилус» не двигался. Я уснул, чувствуя сильное утомление.

На следующий день, когда я вошел в салон, было восемь часов. Я посмотрел на манометр. Он показывал, что «Наутилус» плыл по поверхности океана. Надо мной на палубе слышались чьи-то шаги.

Я направился к подъемной двери; она оказалась открытой, но вместо ожидаемого света я очутился в полной темноте. Где мы? Не ошибся ли я? Может быть, ночь еще не миновала? Нет! Не было ни одной звездочки, да и ночью не бывает такой непроглядной тьмы.

Я не знал, что подумать, как раздался чей-то голос:

— Господин профессор, это вы?

— А, капитан Немо! — ответил я. — Где мы находимся?

— Под землей, господин профессор.

— Под землей! — вскрикнул я. — Но «Наутилус» продолжает плыть?

— Он всегда держится в воде.

— Я ничего не понимаю.

— Подождите несколько минут, наш маяк будет светить, и если вы любите ясные положения, вы будете удовлетворены.

Я вышел на палубу и стал дожидаться. Было до того темно, что я не мог даже видеть капитана Немо. Между тем, глядя на зенит, над самой головой, мне казалось, что я вижу какой-то полусвет, проникавший сквозь круглое отверстие. Но в эту секунду как раз внезапно засветил маяк, и в его ярком свете исчезло это световое пятно.

Я стал снова смотреть, закрыв на минуту глаза, ослепленные электрическими лучами. «Наутилус» стоял на месте и слегка качался около высокого берега, расположенного в виде набережной. Море, на котором он находился в эту минуту, было не что иное, как озеро, имевшее в диаметре мили две и заключенное между стен.

Уровень воды озера не разнился, как показывал манометр, с внешним уровнем, следовательно, между морем и озером существовало сообщение. Высокие стены своим расположением представляли как бы огромную перевернутую воронку высотой в пятьсот или шестьсот метров. На вершине ее открывалось кругообразное отверстие, в котором я видел полусвет, очевидно принадлежавший дневным лучам.