Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)

Несколько кустов, даже деревьев, выступали из извилин стены. Я заметил несколько молочайников, из которых вытекал ядовитый сок. Гелиотропы не способны были оправдать свое имя, потому что солнечные лучи никогда не достигали до них, и они печально опускали свои ветки с полуотцветшими и почти лишенными запаха цветами. Там и сям несколько маргариток робко поднимались под защитой длинных листьев алоэ, но эти маргаритки были жалки и болезненны.

Между потоками лавы попадались маленькие фиалки, еще не потерявшие легкого запаха, и признаюсь, я с наслаждением нюхал их. Запах — душа цветка, и, увы, морские цветы, эти великолепные водоросли, не имеют души!

Только мы подошли к группе драконовых деревьев, крепкие корни которых раздвигали расселины скал, как внезапно Нед вскрикнул:

— Господин профессор, улей!

— Улей! — воскликнул я, не доверяя его словам.

— Да, улей, — повторил канадец, — и вокруг него жужжат пчелы.

Я подошел и с изумлением увидел следующее. В дупле драконового дерева копошились тысячи этих насекомых, столь обычных на всех Канарских островах, где продукция их особенно ценится.

Канадец, понятно, пожелал воспользоваться медом, и было бы весьма нелюбезно с моей стороны этому воепрепятствовать. Мы помогли ему собрать кучу сухих листьев, смешали их с серой. Он зажег кучу искрой от своего огнива и стал выкуривать пчел. Мало-помалу жужжание стихло, пчелы покинули улей, оставив нам в добычу несколько фунтов душистого меда. Нед Ленд наполнил им свою сумку.

— Смешав этот мед с тестом хлебного дерева, — сказал он, — я вас угощу вкусным пирожным.

— Браво! — воскликнул Консель. — Это, по-моему, выйдет пряник.

— Пускай пряник, — сказал я, — но продолжим нашу интересную прогулку.

С тех немногих мест, где тропинка, по которой мы шли, делала повороты, можно было обозревать озеро на всем его протяжении. Маяк сплошь освещал эту тихую пристань, на поверхности которой нигде не было видно даже ряби. «Наутилус» стоял совершенно неподвижно. На его палубе и на крутом берегу двигались члены экипажа — черные тени, резко выделявшиеся на светлом фоне. В эту минуту мы обходили возвышенный хребет первых скалистых уступов, которые поддерживали свод. Теперь я мог убедиться, что пчелы были не единственными представителями животного царства внутри этого вулкана.

Хищные птицы кружились и парили в тени или вылетали из своих гнезд, прикрепленных к остроконечникам утеса. Это были голубятники с белыми животами и крикливые пустельги. По скатам быстро уносились быстроногие, жирные дрофы. Предоставляю читателю судить, с какой жадностью смотрел канадец на вкусную дичь и как сожалел, что не захватил с собой ружья. Он стал метать в них камешки, и после многих бесполезных попыток ему удалось подбить одну из великолепных дроф. Я ничуть не преувеличиваю, говоря, что он двадцать раз рисковал своей жизнью, чтобы овладеть раненой птицей, и она наконец нашла место в мешке рядом с тем продуктом, который предназначался для медовых пирожков.

Однако вскоре мы вынуждены были сойти на берег, так как дальнейший путь оказался непроходимым. Зияющий над нами кратер походил на широкое отверстие колодца. С этого места было видно ясное небо, по которому неслись в беспорядке обрывки гонимых западным ветром облаков.

Спустя полчаса мы снова достигли внутреннего берега. Здесь флора представилась уже в виде широких ковров из морского укропа — вида зонтичных растений, который, будучи сварен в сахаре, очень вкусен. Что же касается фауны, то можно было насчитать тысячи ракообразных животных всевозможных видов, как, например, омаров, крабов-отшельников, креветок и множество раковин,

В этом месте открывался великолепный грот. Я и мои товарищи с удовольствием растянулись на его мягком песке. Глянцевитые стены грота, осыпанные слюдяной пылью, сверкали.

Разговор наш коснулся неотступного намерения бежать. Я поддерживал надежду предположением, что капитан Немо направился к югу только ради пополнения запаса натрия. Я уверял, что теперь «Наутилус» направится к берегам Европы или Америки, и до некоторой степени утешил канадца. Мы пробыли в гроте целый час. Вначале весьма оживленный разговор вскоре стал вялым. Нами овладевала сонливость, и я поддался глубокой дремоте. Мне снилось — мы не господа наших снов, — что мое существование походит на растительную жизнь моллюска и этот грот составляет двойные стенки моей раковины.

Вдруг меня разбудил голос Конселя.

— Живей, живей! — кричал он.

— Что случилось? — спросил я.

— Вода к нам приближается.

Я вскочил на ноги. Море, словно поток, устремлялось в наше убежище, и так как мы не были моллюсками, то приходилось спасаться.

Через несколько минут мы находились в безопасности, взобравшись на вершину грота.

— Что это происходит? — спросил Консель. — Какой-то новый феномен!

— Нет, друзья мои, — ответил я, — это морской прилив, только прилив, который чуть не захватил нас врасплох, как одного героя Вальтера Скотта! Океан вздувается, и по естественному закону равновесия уровень воды в озере поднимается. Мы отделались полуванной. Идем на «Наутилус» переодеваться.

Через три четверти часа наша прогулка вокруг озера была окончена, и мы взошли на борт судна. Люди экипажа заканчивали к этому времени погрузку натрия, и «Наутилус» мог тотчас отправляться.

Между тем капитан Немо не отдавал никаких приказаний. Не хотел ли он дождаться ночи и тогда тайно пройти своим подводным ходом?..

Как бы там ни было, на следующий день «Наутилус» покинул свою пристань и плыл уже в открытом море на несколько метров ниже поверхности Атлантического океана.

Своего направления «Наутилус» не изменил. Всякая надежда на возвращение в европейские моря должна была быть отброшена. Капитан Немо шел к югу. Куда он нас увлекал? Я не стал даже гадать.

В этот день «Наутилус» проходил одну из замечательных частей океана. Каждый знает о существовании великого течения теплой воды, называемого Гольфстримом.

По выходе своем из каналов Флориды он направляется к Шпицбергену. Но прежде чем войти в Мексиканский залив около 4° северной широты, течение разбивается на два рукава: главный несет свои воды к берегам Ирландии и Норвегии, а второй рукав, вначале направляясь к югу до Азорских островов, затем, дойдя до африканских берегов, очерчивает продолговатую дугу и снова возвращается к Антильским островам. Этот второй рукав обнимает своей теплой водой ту холодную спокойную и неподвижную часть океана, которая называется Саргассовым морем, — настоящее озеро в Атлантической равнине. Воды великого течения требуют не менее трех лет, чтобы совершить свой тур.