Георгий Ушаков - По нехоженной земле

Журавлев дежурил в лодке.

Однажды утром, выйдя из домика, я увидел на ледяном припае противоположной стороны пролива, на расстоянии одного километра от базы, двух морских зайцев. Вдвоем с Журавлевым мы двинулись к ним на маленькой вертлявой промысловой лодочке. Необдуманно, вместо привычного трехлинейного карабина, я взял маузер и, не зная боя ружья, промахнулся. Морские зайцы не имеют привычки ждать второй пули. Зверь оперся на передние ласты и, по-змеиному изогнув тело, нырнул в воду. Другой заяц, лежавший метров на тридцать дальше, моментально последовал туда же. Казалось, что вместе с ним скрылась в морской глубине и наша надежда на поживу. Но возвращаться домой с пустыми руками не хотелось. Оставалось быть терпеливыми и ждать новой добычи.

Мы вылезли на припай, разожгли трубки и сделали вид, что ничего дурного не случилось. За такое примерное поведение скоро была получена награда. В 50 метрах от нас над водой показалась голова нерпы. После выстрела Журавлева зверь приподнялся и, склонившись набок, застыл. Вскоре нерпа уже лежала у наших ног на льду. Утопив после этого двух убитых нерп, мы решили разделиться. Я должен был стрелять, а товарищ — дежурить в лодке на воде, чтобы не терять считанные мгновения, пока подстреленный зверь погружается в воду. После каждого моего удачного выстрела Журавлев устремлялся к добыче и успевал взять ее на гарпун. Одного зайца он ухитрился загарпунить, когда туша уже скрылась метра на полтора под воду. Это раззадорило охотника, и он еще быстрее носился на маленькой лодочке, рискуя каждую минуту перевернуться. Мне оставалось только не зевать и вернее брать прицел. Через два часа, не сходя с места, мы добыли семь нерп и двух зайцев, почти тонну мяса и жира. Это уже кое-что значило, и можно было съездить домой пообедать.

После обеда выехали на моторной шлюпке забрать добычу. К вечеру нам удалось добыть еще пять нерп и одного зайца, которого мы рассмотрели в бинокль на одной из редких льдин далеко в море. Вероятно, мы оставили бы его в покое, если бы перед этим, возясь с неповоротливой шлюпкой, не потопили трех зайцев. Чтобы наверстать потерю, мы направились в открытое море. Стоял штиль. На море образовалось сало, через которое с трудом продиралась наша шлюпка. Около льдины шла полоса чистой воды, и мне удалось разогнать шлюпку и, заглушив мотор, подвести ее на полсотни метров к зверю. Поздно вечером мы вернулись домой почти с полным грузом в шлюпке. В ней лежало три морских зайца и двенадцать нерп — полторы тонны мяса.

Но этим день не завершился. Заканчивая авральную работу по разгрузке мяса, мы в каких-нибудь трехстах метрах от дома увидели двух медведей. Через минуту загремели выстрелы, и оба зверя распластались на льду, увеличив наши запасы.

Недалеко от дома увидели двух медведей.

«Вот это денек!» — думал я, свежуя одного из медведей, в то время как радист и охотник возились около второй туши. Мой нож затупился. Решив сходить за другим, я выпрямился над зверем и… застыл в изумлении. Руки потянулись протереть глаза. Но нет, зрение не обманывало — на расстоянии выстрела стояли еще три медведя — самка с двумя пестунами. «Это уже слишком», — подумал я. Медведи заметили нас и, рассматривая, поднялись на задние лапы. Я схватил карабин, но — увы! — в нем не оказалось ни одного патрона. Наконец, мне удалось привлечь внимание товарищей, увлекшихся своей работой.

Медведи повернули назад и через несколько минут скрылись за бугром острова, хотя в последний момент Журавлев успел ранить медведицу. Послав Ходова на моторную шлюпку, мы с Журавлевым, захватив патроны, бросились вдогонку за беглецами. Раненую медведицу настигли на берегу, а пестуны были уже далеко в море и вплавь уходили вдоль берега. Пули их не доставали. Наконец, вывернувшись из-за мыска, полным ходом подошла моторка. На ней мы без труда настигли беглецов и через час привезли их туши на базу. В этот день наши запасы мяса выросли почти на три тонны.

Но такие дни были исключением. Часто по два-три дня мы вообще лишены были возможности охотиться. Мешала непогода. Мой дневник пестрит такими записями:

«Сегодня сидели дома. Дует свежий юго-восточный ветер. Небо покрыто облаками. Идет снег. На охоту выезжать бесполезно — на море волнение».

«Опять свежий ветер с востока. Пасмурно. Снег. На охоту снова не выезжали».

«Снова ветер. На этот раз с северо-востока. Снова нет охоты. Скверно, мяса все еще мало».

«Меня все больше и больше беспокоит мясная проблема. Сегодня снова на море появился зверь, но для нас в этом мало радости. Дует сильный юго-западный ветер со снегом, начинается настоящая метель. На море волнение, если и подстрелишь зверя, все равно не возьмешь. Журавлев не утерпел, с берега убил двух морских зайцев, но оба они пошли ко дну. Он питает надежды найти их после того, как они всплывут обратно. Но ни одного зверя из ранее потонувших мы еще не находили. Очевидно, их уносит течением».

Нередко удачно начавшуюся охоту прерывал ветер, неожиданно налетавший на смену полному штилю. Вот одна из записей:

«…Полный штиль. Небо пасмурно. Порошит снег. В проливе тонкий слой сала. Охота началась неудачей. Первый убитый заяц пошел ко дну; второй ушел раненым. У моего товарища, взбешенного неудачей, сыплются ругательства и проклятия. Наконец, ему удается загарпунить огромного зайца, которого не легко нам было вытащить на лед. Настроение у охотника сразу стало благодушным.

Скоро мы добыли еще одного зайца и пять нерп… Но здесь охоту прервал налетевший с севера штормовой ветер».

И снова в дневнике: «Ветер, ветер», «Метель», «Ветер свистит и завывает». И еще раз: «Заготовить мяса во что бы то ни стало. От этого зависит будущий успех».

Немудрено, что иногда в погоне за добычей, особенно при виде медведя, шагавшего у нас на виду в своей золотистой шубе, мы теряли голову и осторожность. Так было 16 сентября:

«После обеда на северо-восточной стороне пролива заметили медведя. Мишка шел на северо-запад, уходя от нас. Запрягли 10 собак и пустились в погоню. Наш отряд увеличил еще десяток свободных собак. Быстро миновав остров и выехав в пролив, мы неожиданно попали на сильно размытый течениями лед. Думая, что это небольшой участок, мы сначала не обратили внимания. До медведя не так уж далеко. Не упускать же его из-за какого-то гнилого льда? Катай дальше! Но дальше стало совсем нехорошо.

Лед еле держался, весь был усеян дырами и напоминал тонкий ломтик швейцарского сыра. То одна, то другая собака проваливалась в промоину. Лед под тяжестью саней изгибался и трещал. На поверхность выступала вода. Но поворачивать теперь было уже поздно. По старому опыту мы с Журавлевым знали, что замедлять движение нельзя, а остановка на таком льду может кончиться катастрофой. Надо как можно быстрее гнать собак. Только бы не остановились! „Ну, родимые, вытягивай!“ Родимые тянули, а мы, готовые ко всему, стояли на санях, поближе к собакам, чтобы моментально обрезать постромки, если собаки провалятся, — а самим как можно дальше прыгнуть от подломившегося куска льда. Каким-то чудом мы миновали гиблое место, и на душе сразу стало легче.