Генри Харт - Морской путь в Индию

Сам город не производил большого впечатления на человека, видевшего его впервые. На протяжении около мили дома тесно лепились друг к другу, затем, миль на шесть вдоль берега, дома становились реже. Стены были «высотой с конного» — как выразился один итальянский путешественник в эпоху Гамы, — «а дома по большей части покрыты пальмовыми листьями». Почти все дома были одноэтажные — дело в том, что стоит «лишь копнуть землю на четыре пять пядей, чтобы обнаружить воду», — так что заложить прочный фундамент, необходимый для возведения крупных зданий, было невозможно. Часть домов более богатых горо жан была из кирпича сырца, некоторые были каменные, но все выли построены хорошо, что свидетельствовало о благосостоянии жителей.

Улицы Каликута, узкие и нередко извилистые, меняли свое направление в зависимости от протоков и каналов. С высоких кокосовых пальм и лоз черного перца, росших повсюду, прыгали обезьяны, по крышам и ветвям деревьев, оглашая воздух хриплыми криками, величественно разгуливали длиннохвостые попугаи. Павлины и голуби, не обращая ни на кого внимания, невозмутимо искали пищу в пыли дорог. Ночью лисицы и другие мелкие животные делали набеги на сады, поедая плоды и овощи. Хотя все эти грабители причиняли большой урон, религиозные верования страны запрещали убивать их, жители не истребляли даже наиболее ядовитых змей, от укусов которых гибло много людей (как гибнет и теперь).

Внизу, у самого моря, набитые ящиками, тюками и мешками стояли большие склады, специально приспособленные для того, чтобы в них не проникала сырость. Здесь было все — китайский щелк, тонкая хлопчатобумажная ткань местного производства, знаменитая по всему Востоку и в Европе [291], гвоздика, мускатные орехи, их сушеная шелуха, камфора из Индии, корица с Цейлона, перец с Малабарского побережья, с Зондских островов и Борнео, лекарственные растения, слоновая кость из внутренних областей Индии и Африки, связки кассии, мешки кардамона, кучи копры [292], веревки из кокосового волокна, груды сандалового, красного и желтого дерева. Эти товары продавались здесь же или грузились на суда, отправлявшиеся на запад, на север и на юг, к арабам, неграм, египтянам, персам и франкам.

Базары находились в центре города, лавки от палящего солнца были защищены навесами. На базарах и на узких улицах с рассвета до темноты, когда было чуть-чуть попрохладнее, толпились люди Индусы, наиры [293], арабы, персы, сирийцы, турки, высокие стройные самодийские негры в белых одеждах, с жирными волосами, заплетенными в тонкие косички, китайцы, люди из Аннама и Кохинхины, малайцы из Малакки и дальних областей Индии, хаджи из Мекки в развевающихся одеждах и в зеленых тюрбанах, дикари-горцы, высокомерные брамины с тройными шнурками [294], местные христиане и евреи с побережья, негры, рабы и свободные, иной раз какой-нибудь смуглый итальянец [295]— все они встречались на базарах и улицах Каликута.

Хотя в городе слышны были разговоры на двух десятках языков, на сотне диалектов — все же в нем всегда царил мир и порядок.

Лотки и корзины торговцев ломились от товаров Каликут был богат, а жители его расточительны. На фруктовом рынке грудами лежали горные сливы и красные бринды (bnndas), желтые карамболы (carambola) величиной с куриное яйцо, зеленые и большие, как орехи, карандели (carandels), огурцы, громоздились битком набитые мешки с рисом, орехами, корзины с семенами кардамона, в которые были подмешаны стручки бетеля, соблазнительная сердцевина пальмы, идущая для прохладительных салатов, корица в палочках и в порошке и тёмнокрасные мангостаны, наиболее сладкие из всех плодов. [296]На лотках высились пирамиды лимонов, апельсинов и манго [297], кучи бананов всех размеров и цветов. Бруски пальмового сахара были аккуратно разложены на прилавках рядом с кучками коричневого и белого тростникового сахара и длинными связками сладкого тростника. Для любителей крепких напитков стоял в больших кувшинах арак — водка, полученная из перебродившего пальмового сока. Здесь были плоды хлебного дерева, душистые розовые яблоки, пальцеобразные стручки тамаринда, сваренные в сахаре или соли. Там можно было купить имбирь — зеленый, в виде варенья или глазированный, кокосовые орехи — и молодые, полные молока, и спелые, с мясистой сердцевиной, которую растирали теркой или резали на ломтики.

Неподалеку от фруктового рынка были расположены лавки рыботорговцев, до верха заваленные сегодняшним уловом — рыбу привозили ежедневно за несколько миль. Рядом с ними стояли лавки продавцов лекарств и снадобий. Здесь вниманию покупателя предлагали нежные плоды, похожие на оливки — из них выжимали масло для мазей. Тут же была и кутра («собачья отрава») [298], употреблявшаяся для лечения дизентерии, и алоэ из Сокотры. В маленьких пакетиках продавали высоко ценившееся лекарственное средство — толченый рог носорога. Сушеная и зеленая галанга (galanga) [299], также имевшаяся на рынке, успокаивала нервы, а замечательным средством от головной боли считались припарки из толченой гвоздики. Длинные и тонкие ломтики ревеня, привезенного из Китая, тоже были к услугам больных, была здесь и аса-фетида [300], популярное лекарство и любимая многими приправа. Тут же лежали вечно пополняемые кучи ходовых товаров — орехов арековой пальмы и листьев бетеля вместе с известью от парежженных устричных раковин, — эту смесь из орехов и извести, завернутую в листья бетеля, жуют по всей Южной Азии. [301]Аптекари предлагали также высушенные на солнце анилиновые листья, приготовленные для красильных кубов. [302]Был там и нард, валерианов корень, привозимый из Непала, лежащего у подножья далеких Гималаев, и ароматическое куренье — душистый корень путчок из легендарной Кашмирской долины, миробалан, мирра и гуммиарабик. [303]На прилавках стояли лотки желтой куркумы она шла на приправу к острому блюду керри и придавала ему нужную окраску. [304]Там можно было найти и сандал, который толкли на камнях и смешивали с маслом, а потом втирали в кожу, эта смесь придавала атласность и благоухание молодым гибким телам, ибо жители душного Каликута любили, чтобы их кожа и все, что их окружает, благоухало. Уличные разносчики предлагали большие охапки чампака и розы, лепестки которых толстым слоем устилали полы домов. Араб Абд-ар-Реззак [305].\, современник описываемых событий, писал: «Эти люди не могут жить без роз, и они считают их столь же необходимыми, как и пищу» [306].

Большой популярностью пользовался цветок, обладавший стойким, не улетучивающимся запахом — хурсингар [307]— «цветок печали». Каликутские старики готовы были без устали рассказывать, почему хурсингар цветет только в темноте. Много-много лет назад, говорили они, жил на свете властитель, дочь которого была красивей всех девушек в округе — она обладала настолько чарующей красотой, что к ней сватались люди со всех концов Индии. Но она не обращала внимания ни на кого из земных ее поклонников и отдала свое сердце гордому далекому богу солнца. В конце концов он соизволил выслушать ее немолчные далекие мольбы и взглянул ей в лицо. Она была прекрасна и телом и душой, и ее ослепительная красота привлекла его с непреодолимой силой. В ту ночь он спустился с неба, возлежал с ней, и она, в своей великой любви, радостно отдала ему то, что девушка может отдать только однажды. На заре он удалился, презрев свою легкую победу, и больше не возвращался к ней. Покинутая, потерявшая рассудок девушка, измученная стыдом и отчаянием, покончила с собой. Ее холодное тело несравненной красоты положили на погребальный костер, охвативший ее жадным пламенем. Мгновение — и от чудесной девы осталась только горсточка белого пепла. Затем, когда иссушенная зноем, жаждущая земля впитала в себя первые сладостные капли дождя, из этого пепла выросло прекрасное дерево, покрытое большими цветами нежной окраски — белой и желтой; и благоухание этих цветов ветер разносит далеко-далеко. Но цветы раскрываются только в час сумерек, когда ненавистный бог погружается в море, и поспешно сжимают свои лепестки с первым утрецним лучом.