Константин Бадигин - Три зимовки во льдах Арктики

Ледокол «И. Сталин» продолжал пробиваться все дальше на север, подходя уже к мысу Зюд-Кап на Шпицбергене. Наши радисты явственно слышали его сигналы и пытались возможно скорее пустить в ход радиотелефонную связь: очень хотелось услышать голоса спешивших к нам на выручку сталинских посланцев.

Пока ледокол находился по ту сторону Шпицбергена, все ухищрения радистов ни к чему не приводили. Но ранним утром. 22 декабря ледокол «И. Сталин», наконец, вышел в Гренландское море. И уже через несколько часов ко мне примчался Полянский:

- Константин Сергеевич! Только что разговаривал с ледоколом «И. Сталин» по телефону!.. Его слышно прекрасно, и он меня услышал. Сейчас еще маленько наладим, тогда прошу к микрофону...

За годы дрейфа мы так привыкли к одиночеству, настолько освоились с мыслью о том, что наш корабль затерян в пустыне, что теперь даже как-то не верилось: неужели ледокол, идущий на выручку, уже так близко, что там слышат телефонную передачу нашей радиостанции?

Нас разделяло пространство в 130 миль. Правда, это пространство было заполнено тяжелым многолетним льдом, который - нелегко преодолеть даже такому мощному ледоколу, как «И. Сталин». Но зато «Седов» продолжал довольно быстро дрейфовать навстречу «И. Сталину» - за один день 21 декабря мы продвинулись к югу на 9 миль.

До встречи с ледоколом теперь остались считанные дни. Пока что мы решили перенести большую часть аварийных запасов на судно, - подвижки льда не прекращались, и можно было ждать в любую минуту, что аварийные базы будут оторваны и унесены.

Зажгли прожектор, осветили им путь к складам по льдине, исполосованной трещинами и загроможденной торосами. Буторин, Алферов, Буйницкий, Мегер, Гетман, Недзвецкий, Шарыпов впряглись в самодельные сани, и в течение нескольких часов почти все грузы были доставлены на корабль.

На льду был оставлен на всякий случай месячный запас продовольствия, - больший запас уже не требовался. Кроме того, на льду оставили палатки, аварийную радиостанцию и запас меховой одежды.

Потом мы провели контрольную гидрологическую станцию. Механики проверили паровое отопление и сигнальные огни.

Теперь уже никто не сомневался в том, что освобождение из ледового плена близко. Не считаясь с обычным распорядком дня, люди работали столько, сколько могли, - каждому хотелось до прихода ледокола завершить все приготовления к походу. В то же время научные наблюдения производились с подчеркнутой пунктуальностью и тщательностью.

23 декабря, когда мы находились на широте 82°05',0 и долготе 5°09' в вахтенном журнале были зарегистрированы сразу три наблюдения: магнитный пункт № 78, гравиметрический пункт № 50 и очередной глубоководный промер.

В течение девяти месяцев мы пользовались для взятия проб грунта со дна кустарным, приспособлением, сделанным из гирь. Так как корабль все время дрейфовал над большими глубинами, я не решался пустить в ход трубку Токарева. Ее могло засосать в грунт, и тогда она, оборвав трос, осталась бы на дне, как и ее предшественницы. Но теперь, когда мы вышли на меньшие глубины, можно воспользоваться этим прибором.

Проба дала блестящий результат: лотлинь достиг дна моря на глубине 1807 метров, храпцы трубки автоматически захлопнулись, как только она вошла в грунт, и вскоре мы извлекли из нее аккуратную колонку серого ила с зеленоватым оттенком.

Утром 24 декабря нам предстояло принять участие в выборах местных Советов. На «Седове» ставились на голосование три кандидатуры.

Все до одного члена экипажа «Седова» выступали на этот раз не только как избиратели, но и как кандидаты в депутаты. Может быть, именно поэтому на выборы мы шли с особенно приподнятым настроением.

Встали мы очень рано. Голосование должно было начаться в 6 часов, но уже в пять в кают-компании, где разместился наш избирательный пункт, толпился народ. На камельке кипел чайник - непременный «участник» праздничных событий на корабле. Вооружившись большими эмалированными кружками, люди распивали чай и оживленно беседовали.

На стене красовался только что вышедший номер нашей стенной газеты, посвященный выборам. Лозунги, написанные на бумажных лентах, склеенных из мелких клочков, дополняли праздничное убранство нашего плавучего избирательного участка.

Кабина для голосования была оборудована в каюте, где жили Алферов и Недзвецкий. Пока что туда входить строго воспрещалось, но люди искоса то и дело поглядывали на закрытую дверь, измеряя на глаз расстояние до нее: начиналось традиционное соревнование - кто успеет проголосовать первым.

Комиссия с раннего утра заседала в каюте у Трофимова, - там опечатывали урну, проверяли еще раз список избирателей, бюллетени. Наконец, ровно в 6 часов, Трофимов, Буторин и Бекасов торжественно вошли в кают-компанию, и наш парторг как председатель комиссии громко объявил:

- Граждане избиратели! Приглашаю вас принять участие в голосовании.

Буторин поставил урну, Трофимов разложил на столе списки избирателей и начал выдачу избирательных бюллетеней. Всех опередил Мегер. Он первым вошел в каюту для голосования и опустил бюллетени в урну. Через каких-нибудь десять минут все уже проголосовали.

Поскольку больше ждать было некого, избирательная комиссия сразу же решила произвести подсчет голосов. Уединившись в каюте Трофимова, она вскрыла урну и занялась просмотром бюллетеней. На заседании комиссии в качестве представителя прессы присутствовал Андрей Георгиевич. На этот раз, кроме «Ленинских искр», он представлял редакции «Известий» и «Водного транспорта».

Подсчет голосов оказался довольно несложным делом. Уже в половине седьмого утра комиссия завершила свою работу, и Дмитрий Григорьевич громогласно объявил в кают-компании, что все кандидаты получили 100 процентов голосов.

Моя вахта закончилась в 8 часов утра, но спать не хотелось, и я долго еще бродил по палубе, залитой лунным светом. Полная луна давала яркое, но какое-то мертвенное, безжизненное освещение. До самого горизонта были отчетливо видны необозримые белые поля, пересеченные грядами торосов. Разводья и трещины подернулись коркой молодого льда, и теперь ни одно пятнышко, ни одна точка не нарушали однообразия белой пустыни. Только синеватые тени торосов, ложившиеся на снег, несколько оживляли этот монотонный пейзаж.

Утром 24 декабря мы находились на широте 82°01',7 и долготе 4°51'. Ледокол «И. Сталин» достиг широты 80°27',5 и долготы 4°30'. Но дальше он продвигался с огромным трудом - его окружал десятибальный лед, битый на крупные куски, очевидно от зыби, так как следов сжатия вокруг не было видно.

Капитан Белоусов с дружеской откровенностью сообщил: