Константин Бадигин - Три зимовки во льдах Арктики

11 час. 30 мин. Матрос Гаманков и машинист Шарыпов ушли на лед за ведром для собирания осадков.

12 часов. Выстрелами со льда от аварийного запаса дают сигнал о необходимости помощи.

12 час. 10 мин. На лед отправлены кочегар Гетман и механик Алферов.

12 час. 20 мин. Старпом Ефремов, радист Бекасов, машинист Недзвецкий и гидрограф Буйницкий ушли на помощь к аварийному запасу.

12 час. 30 мин. Прибыв к аварийному запасу, обнаружили, что при сжатии лед нашел на палатку с продуктами и снаряжением. Палатку разорвало. Часть ящиков придавило льдом.

Посланные ранее Гаманков и Шарыпов успели снять палатку и часть запасов, которым непосредственно угрожал лед, отнесли дальше. Прибывшие убирают от надвигающегося льда остальной запас.

12 час. 50 мин. Прибыла на помощь остальная часть экипажа. На судне остались капитан, старший радист и врач.

При осмотре состояния горючего замечено, что лед подошел к бочкам и начинает тороситься на них. Начали откатывать бочки; с горючим от наступающего ледового вала. Разбиваем лед пешнями, кирками и освобождаем бочки.

13 час. 30 мин. Аварийный запас из палатки убран.

14 часов. Под тяжестью тороса треснула и начала опускаться кромка льда, на которой осталось пять бочек горючего...

Сжатие временами прекращается, временами усиливается до того, что работу приходится прерывать, так как льдины до 80 сантиметров толщиной обрушиваются и работа у тороса большого размера опасна для жизни людей.

15 часов. Извлечены из-под льда еще две бочки. Оставшиеся три бочки горючего достать не представляется возможным, так как они вместе с льдиной, погрузившейся в воду, находятся на две трети в воде. Усилившееся торошение представляет слишком большую опасность для работы в торосящемся льду; крупный лед заваливает бочки, и их вынуждены оставить до прекращения сжатия.

Поставлена веха у места оставшихся бочек. Торос достигает высоты 3 метров.

Начали отвозить в более безопасное место аварийный запас продовольствия и снаряжения на расстояние 40 метров от тороса.

15 час. 35 мин. Запас перевезен и покрыт брезентом.

При сжатом раздавило ящик о инструментом, примусами, керосинкой и проч. Частично сломан инструмент, о чем составлен акт. Сжатие прекратилось. Команда отпущена обедать.

С 16 часов - временами сжатие льда по носу судна в расстоянии 10-15 метров.

18 часов. Команда снова отправлена на лед на авральную работу с аварийным запасом. Бочки с. горючим отвезены на расстояние около 50 метров. Оставшиеся под торосом три бочки достать нельзя, так как на льду, где они находятся, выступила вода. Установив вторую веху на торосе, оставили бочки до замерзания воды.

20 час. 30 мин. Работы закончены. Образовались новые трещины на северо-востоке от судна.

Дует юго-западный ветер силой 5 баллов. Температура минус 24 градуса...»

Люди очень устали в этот день. Они рисковали многим. Не будет преувеличением сказать, что в беспощадной схватке с наступающим ледяным валом им не раз приходилось ставить на карту свою жизнь.

Но когда наутро я созвал людей и сказал, что погребенные под торосом бочки с горючим должны быть спасены, ни один не возразил и не попросил освободить от участия в аврале.

Сжатия происходили почти беспрерывно. С глухим стоном и ворчанием льды упорно перемалывали в пыль площадку, на которой находились наши запасы. К утру 17 января ледяной вал подобрался на 17 метров к. новому складу продуктов. Затем он продвинулся еще на 7 метров. Пришлось всю работу начать сначала. Теперь аварийные запасы перетаскивали на середину соседнего поля - за 60 метров от вала.

Попытки добыть бочки с горючим из-под тороса, продолжавшиеся несколько часов, и на этот раз успехом не увенчались. Гигантский торос все еще не успокоился. Он трясся и шевелился, словно во время землетрясения. Вехи, поставленные накануне, были сломаны и завалены льдом. Сам торос беспрерывно менял форму. Из-под льдин сочилась вода. Даже подступиться к торосу было рискованно.

Все же эти три бочки с горючим надо было достать. Ведь они составляли десятую часть всех наших запасов. Мы берегли каждую каплю горючего. Легко ли было примириться с потерей такого богатства? И 18 января с раннего утра работы были возобновлены.

На этот раз наступление на торос было организовано планомерно. Мы решили снять его. Заготовили факелы, наточили пешни, сделали длинные металлические щупы, для того чтобы под водой нащупать бочки.

Опыт снятия торосов был: во время строительства аэродромов мы управились не с одной ледяной горой. Поэтому, невзирая на тридцатиградусный мороз и ветер, дело двигалось довольно быстро. К 18 часам утра торос был разобран на площади в 50-70 метров. Но лишь к 17 часам следующего дня поиски бочек увенчались успехом. Оказывается, они лежали в двухметровом углублении на краю льдины, которая накренилась и опустилась под тяжестью тороса. Немного промедления - и наше горючее ушло бы под лед, откуда вернуть его было бы уже невозможно. Но наши зимовщики задержали бочки длинными железными щупами, растолкали их, и они тяжело всплыли на поверхность под восторженные крики озябших и промокших людей.

Вернувшись на корабль, Андрей Георгиевич аккуратно записал в вахтенном журнале:

« 19 января 1939 г.17 час. 45 мин. 85°00',0 северной широты, 126° 17' восточной долготы. Все оставшиеся бочки - одна с керосином, одна с бензином, одна с нефтью - извлечены и уложены вместе со всем прочим аварийным запасом горючего... При их осмотре обнаружены совсем незначительные повреждения тары. Температура минус 35 градусов».

Во второй раз пересекали мы заветную 85-ю параллель!

Все радовались этому событию. Но всеобщее торжества было омрачено одним весьма серьезным обстоятельством: бодрившийся все эти дни Андрей Георгиевич теперь, когда аврал закончился, как-то сразу сдал и осунулся. Трудный аврал доконал его здоровье, подорванное тревогами беспокойной зимней ночи.

Доктор внимательно освидетельствовал Андрея Георгиевича и принес рапорт:

«Учитывая пониженную работоспособность, связанную с неврастенией, неврозом сердца и общим состоянием, старший штурман Ефремов А. Г. нуждается в освобождении от физических работ и уменьшении нагрузки до четырех часов в сутки в течение двух недель. Считаю необходимым амбулаторное лечение до предоставления санаторного...»

Через час в кают-компании был вывешен приказ № 3, которым Андрей Георгиевич был освобожден от всех видов физического труда, а также от несения вахт и дневальства. Сделать это было не так уж трудно, - каждый с охотой брался заменить больного товарища. Сложнее обстояло дело с амбулаторным лечением. Запасы лечебных препаратов у доктора были небогаты, да и сама амбулатория - она же каюта врача - могла называться лечебным учреждением только условно.