Михаил Озеров - От Гринвича до экватора

Энергии Фроста можно позавидовать. «Он один из немногих, кто выглядит после отпуска хуже, чем до него», — пишет его биограф Уоллес Рейбери.

— Я сплю пять часов в сутки, но и это расточительство, — утверждает Фрост. Он приводит «раскладку» последней недели: в понедельник взял ряд интервью в Лондоне, во вторник улетел в США и вечером выступал перед американскими телезрителями, в среду и четверг снимал фильм по своему сценарию в Сан-Франциско, пятницу посвятил работе над новой книгой, в субботу вернулся в Лондон и приступил к подготовке очередной программы для британского телевидения.

Впрочем, жесткий график становится трудно выдержать, — все больше времени забирает бизнес: за годы работы на ТВ Фрост стал миллионером, теперь он владелец нескольких компаний.

— Лет через десять я, наверное, совсем уйду из телевидения и посвящу себя бизнесу, — уверяет он.

Мы ужинаем за мраморным столом овальной формы в гостиной его дома на улице Эджертон-кресент. Это фешенебельный район Лондона, тут расположен магазин «Харродс», постоянные покупатели которого — королева и члены ее семьи. Дотошные журналисты выяснили, что мраморный стол стоит десять тысяч фунтов стерлингов, а висящая над ним картина «Подсолнухи» Джона Брэтби — семь тысяч. Старинная мебель, бар с изысканными напитками. Стены увешаны фотографиями хозяина: беседующего с Джоном Кеннеди, работающего за письменным столом, играющего в футбол.

Из кухни через окошечко горничная передает еду. Фрост сам расставляет тарелки, накладывает на них закуски.

Высокий, подтянутый, с темными, более короткими, чем у других телезвезд, волосами, одетый во все коричневое — костюм, рубашку и галстук, — он рассказывает о себе. Родился в апреле 1939 года в графстве Кент в семье священника. Окончив Кембриджский университет, пошел, к удивлению однокурсников и возмущению родственников, на эстраду. Вначале выступал как конферансье в ночном кабаре, потом стал работать на телевидении. В 1961 году дебютировал в роли интервьюера и имел успех. С тех пор он брал интервью у Г. А. Насера и Роберта Кеннеди (Фрост был последним журналистом, который встречался с Робертом Кеннеди за несколько дней до убийства), архиепископа Кентерберийского и Ричарда Никсона (бывший президент США излагал свою версию «Уотергейтского дела»), фермеров Уэльса и фашистов Ольстера, писателей и спортсменов…

Очень важно уметь разговорить собеседника, заставить его стать откровенным, — считает Фрост. — Не менее важен эффект неожиданности.

— Что вы имеете в виду?

— Когда собеседник не знает заранее вопросов, интервью получается лучше. Но сам я тщательно обдумываю вопросы, которые собираюсь задать. Если вы спросите политического деятеля: «Правда ли, что ваша партия последние два года проводила политику, отвечающую только ее собственным интересам, а не интересам нации?» — то получите скорее всего отрицательный и, возможно, грубый ответ. Но если вы спросите: «Какова главная ошибка, которую ваша партия сделала, находясь у власти?» — то вызовете его на откровенность, и он расскажет что-нибудь любопытное.

— Вы не боитесь показаться нескромным, когда задаете вопросы? Ну, скажем, когда вы спросили Хита [6] Эдвард Хит — бывший премьер-министр Англии. , почему он не женат.

— Я, как и Хит, старый холостяк, и имею право на подобные вопросы. А в принципе на меня часто обижаются. Но интервью должно быть интересным. Поэтому я лучше побеседую с Хитом на щекотливую для него тему о женщинах, чем об «Общем рынке».

— По-моему, уж что-что, а участие в «Общем рынке» — острая для Англии проблема. С ней связан рост цен, нехватка товаров.

Говорю, а сам понимаю бесполезность своих слов: на меня смотрит вежливый, но явно скучающий собеседник…

Почти час продолжалась телебеседа Фроста с Анной Рэбери, ведущей в «Журнале для женщин» отдел «Ответы на письма читателей», и все это время речь шла о сексе.

На следующий день в «Ивнинг стэндарт» было напечатано письмо жительницы Йоркшира. «Неужели читательницы журнала, — удивлялась она, — не спрашивают мисс Рэбери, почему у нас безостановочно дорожают продукты, почему в школах мало учителей, не жалуются на свои семейные неурядицы? Разве половой жизнью исчерпывается то, что волнует англичанок?»

Конечно, не исчерпывается. Но Фрост, как и Майкл Паркинсон, Рассел Харти, другие телевизионные интервьюеры, предпочитает говорить о сексе, нежели об «Общем рынке»!

Однако далеко не всегда ему удается обходить стороной серьезные темы. Как-то я видел передачу в связи с забастовкой шахтеров. Вначале молодой горняк секунд пятнадцать рассказывал о своем тяжелом труде, мизерной зарплате. Затем перед зрителями возник шахтер-пенсионер. Он объяснил неуступчивость забастовщиков следующим образом:

— В нашем тред-юнионе слишком много коммунистов. А коммунисты никогда не подходили Англии, они мечтают взорвать ее изнутри.

Дальше — серия коротких интервью, все одно к одному. Домохозяйка жалуется, что теперь приходится готовить при свечах… Шофер такси сообщает, что в его машину врезался грузовик — ведь улицы плохо освещены… Девочка заболела, поскольку в доме очень холодно. «У малышки воспаление легких», — мать вытирает слезы…

В конце передачи появляется Фрост. Берет интервью? К интервью то, что он делает, имеет весьма отдаленное отношение. Фрост высмеивает горняков, подтрунивает над ними, перебивает. Старику, жалующемуся на лейкемию, смеется в лицо:

— Мне бы дожить до ваших лет!

Когда другой шахтер говорит, что его семья давным-давно не видела мяса, Фрост цедит сквозь зубы:

— По тебе этого не скажешь, вон какой боров!

Смотрю передачу и вспоминаю слова «интервьюера номер один». Он сказал мне, что ни с кем не обручен. Обручен, да еще как! Хотя Фрост не числится в штате британского телевидения — у него в Лондоне своя студия, «империя Фроста», где на «императора» работают известные литераторы, режиссеры, актеры, даже бывшие члены парламента, — хотя время от времени он позволяет себе задавать довольно бесцеремонные вопросы аж президентам и премьер-министрам, он никогда не идет на то, чтобы всерьез разойтись с политикой тех, благодаря кому процветает, благодаря кому может удовлетворить свое честолюбие. (По мнению того же биографа Рейбери, «это самый честолюбивый человек в Англии. Нет — в мире!».) Потому забастовки в Польше, организованные «Солидарностью», он и его коллеги преподносили как «борьбу за свободу», а стачки в Англии — как «угрозу общественному порядку».

Шум голосов, пьяный смех, звон разбитой посуды. С пивного бара начинается фильм из серии «Коронейшн-стрит», которая двадцать с лишним лет (!) не сходит с телевизионного экрана. Все эти годы ее герои — жители Коронейшн-стрит — спешат после работы в паб [7] Паб — пивной бар и просиживают там до полуночи, перемывая косточки друг другу.