Михаил Озеров - От Гринвича до экватора

В одном из боев Тхета тяжело ранило. В пограничной деревне его выходила пожилая вьетнамка — лечила лесными травами…

Да, прежде вьетнамцы и кхмеры были добрыми соседями. Торговали друг с другом, вместе строили плотины. Все изменилось после апреля семьдесят пятого. Вдоль границы с Вьетнамом создали военную зону, жителей деревень выселили. И начались вторжения на чужую землю.

В бывшей тюрьме «Тунгсленг»

Сколько раз Вьетнам призывал прекратить кровопролития! В заявлении его правительства говорилось: «Куда бы ни приходили кампучийские солдаты, они везде грабили дома жителей, сжигали и разрушали храмы, школы, медпункты: во многих местах они совершали чудовищные злодеяния: насиловали женщин, вспарывали животы беременным, отрубали головы и вырезали печень у взрослых, убивали детей и бросали их трупы в огонь, многие семьи были уничтожены полностью». В заявлении предлагалось сесть за стол переговоров.

Однако в Пномпене игнорировали эти призывы. Наоборот, там старались усилить братоубийственную войну. Делали это руками таких, как Иенг Ыон и его достойный «конкурент» Канг Кек Ий.

Ий возглавлял секретную полицию и организовал сеть центров пыток, тюрем и лагерей смерти. В самой крупной тюрьме «Тунгсленг» на окраине Пномпеня раньше находился лицей, по двору носились мальчишки в белых рубашках, девочки в синих блузках и юбочках. Их заставили сменить одежду и отправили работать в деревни. Школьный двор, по распоряжению Ия, опоясали двойным рядом колючей проволоки, поставили на нем виселицы. Каждую классную комнату разделили на шестнадцать одиночек, в них завезли орудия пыток и железные кровати, к которым кандалами приковывали обнаженных узников. Люди лежали на полу, медленно умирая от голода и жары. А на стенах отплясывали веселые зайцы, когда-то нарисованные для развлечения ребятишек.

Учительскую превратили в место допросов, там с помощью кнута, цепей, наполненных водой каменных канистр и ядовитых змей у человека вырывали «признание».

Соорудили и «комнаты художеств». В них заставляли рисовать и ваять Пол Пота. Под потолок — изделия из бронзы: светильники, подносы, чернильные приборы, статуэтки. Это был материал, из которого отливали бюсты «вождя нации». На стене — портрет натуры. Если рисунок не получался, заключенного тут же убивали, а те, кому он удавался, продлевали свою жизнь на несколько дней. Живым отсюда не вышел никто. От жертв остались лишь регистрационные карточки, на каждой — фотографии: узник в профиль и фас и краткие сведения о нем. Обращает внимание графа «причины ареста». Обычно она не заполнена.

Сделать из школы центр умерщвления — даже гитлеровцы не были столь изобретательны! Но этому варвару карты в руки, он в прошлом — учитель. Потому Ий особенно любил казнить детей, всегда лично наблюдал за этим процессом. Потому приказ «Пытайте и убейте этого человека» он формулировал так: «Его надо перевоспитать».

…В лагере для военнопленных я встречался не только с Ыоном и теми, кто безропотно выполнял приказы Ия. Были тут и полпотовцы, которые отказались участвовать в войне, сами сдались вьетнамцам. Разговаривал я и с четырнадцати-пятнадцатилетними «солдатами». Явно не от хорошей жизни Пол Пот отправлял на фронт детей!

Пленные, захваченные уже после свержения режима, не имели ни малейшего представления о том, что происходит в стране. Мне показали листовку, которая начиналась так: «Защитники Пномпеня 2». Какого Пномпеня 2? Оказывается, бандитов продолжали уверять, будто они обороняют окрестности столицы. На самом же деле их отбросили в самые отдаленные уголки страны, но и там преступников настигало возмездие.

— Здравствуйте, я буду вашей переводчицей.

Эти слова девушка сказала по-русски. В городе, где практически все образованные люди были убиты, это прозвучало настолько неожиданно, что я вздрогнул.

— Наверное, вы учились у нас?

— Да, в балетной школе при Большом театре. В семьдесят втором году вернулась в Пномпень и стала преподавать классический балет. А потом наступил семьдесят пятый.

Она замолчала. Девушке явно не хотелось вспоминать о том времени, и я решил не задавать вопросы.

— В Москве меня называли Таня, — сказала она.

— А как ваше настоящее имя?

— Кэм Тана.

Я встретился с ней в день, когда в Кампучии впервые после четырех лет полпотовщины отмечали Новый год. Этот самый большой и щедрый на земле кхмеров праздник приходится по лунному календарю на середину весны с 13 по 15 апреля.

Выезжаем с Тана из Пномпеня. Женщина поливает водой ребятишек. Чуть подальше мальчик поднимает из колодца ведро и тащит его к хижине. В Новый год надо как следует вымыться, чтобы оставить в прошлом все грязное, плохое.

Идем за мальчиком. Хижина вроде избушки на курьих ножках из русских сказок: стоит на высоких сваях. Фасадом она повернута на восток. Так построены в Кампучии почти все пайотт — крестьянские домики. Сваи защищают жилище от наводнения, предохраняют от сырости. Кроме того, хижину на сваях лучше продувает ветер, да и для тигров и кабанов она недоступна. Число ступенек на лестнице, как полагается по народным поверьям, нечетное.

— Теуль чнам тхмей, — обращается к нам хозяин.

Что это значит?

— С Новым годом! — переводит Тана.

Внутри дымятся ароматные палочки. На стенах — бумажные фонарики, тоже примета Нового года.

Хозяин показался мне стариком: лицо изрезано глубокими морщинами, руки трясутся. Но ему лишь тридцать девять. А постарел он за один день, точнее за одно утро: тогда на его глазах полпотовцы повесили жену и двоих детей. С самим Куок Ронаем, младшим сыном и дочкой обещали расправиться в следующий раз.

Ради детей надо продолжать жить. И семья, как полагается в Новый год, в нарядной национальной одежде. На хозяине — сампот, кусок светло-коричневой ткани, обернутой вокруг бедер, конец ее пропущен между ног и закреплен на поясе: получается нечто вроде коротких до колен штанов. На мальчике тоже сампот, на девочке юбка — саронг, в волосы вплетены цветы.

Хижина убрана, «очищена» для прихода бонзы. Раньше монахи всегда являлись в этот день, чтобы прочесть молитву в память усопших членов семьи. Но то было раньше. А сегодня откуда взяться монаху, если почти все бонзы убиты?

— Извините, мне нечем угостить вас, — удрученно разводит руками хозяин.

Праздничного стола в хижине нет: ни рыбы специального засола, ни вареных овощей, ни папайи — всего того, что кхмерские хозяйки обязательно готовили к Новому году.

Нет ни вина, ни водки. Правда, алкогольные напитки кампучийцы всегда употребляли умеренно; в общем, они нация «непьющая». По сей день верно то, что еще в X веке писал о них арабский путешественник: «В городах и во всей империи не найти ни одного распутника или пьяницу».