Юрий Аракчеев - Зажечь свечу

Ну почему, почему мы так нетерпимы друг к другу? — думал я, стоя у перил и с печалью глядя на такие маленькие, такие беззащитные сверху фигурки. Почему так плохо учимся у великой и мудрой матери нашей, природы? Дерево не иссушает себя ненавистью к соперникам, оно просто растет, не стараясь намеренно заглушить других, заботясь лишь о полнокровности своих корней и листьев. Да, в природе гибнет слабый и побеждает сильнейший по великому закону эволюции, то есть совершенствования, но в природе нет зла как такового, зла ради зла, ненависти к сопернику, зависти, обиды. Здесь здоровое соперничество, соревнование, и в конечном счете хватает места под солнцем всем — природа Земли, несмотря на свое разнообразие, точнее, пожалуй, благодаря ему, величественна, прекрасна, вечна. И только мы, люди, вносим в нее дисгармонию, хаос, ничем не оправданную гибель. Почему бы, кажется, нам не учиться у нее именно терпимости, уважению к каждому живому существу и друг к другу? Ведь у нас не только инстинкты, у нас еще и разум — королевский подарок матери нашей, могучий, почти всесильный. Ведь мы так беззащитны перед стихией… Зачем бы, казалось, еще и ненависть по отношению друг к другу? Да, мой «корабль» рано или поздно вернет меня обратно. Как будет там?

Медленно я спустился на пляж, разделся, сел на лавочку в плавках. Одиноко, очень одиноко чувствовал я себя почему-то, хотя рядом было много людей. Низкое тусклое солнце чуть грело мой правый бок, оно висело над большим новым мостом через Оку — по нему мне и ехать завтра. Там, на юге и юго-западе, — неведомая земля. Завтра Калуга — Перемышль — Козельск, потом — Дудоровский, Хвастовичи, Судимир, Цементный, Брянск… Названия звучали, как музыка. Вечерний легкий бриз чуть колыхал приспущенные паруса стоящей в гавани бригантины. Ну что ж, посмотрим, что будет дальше.

Пляж, однако, пустел. Таяли сиротливые кучки одежды на песке. Люди покидали пляж и дружной цепочкой устремлялись на берег. Некоторые, правда, еще только приходили. Недалеко от меня положили свои вещи пришедшие — невысокий подвижный мужчина и мальчик. Мужчина неотступно и очень заботливо следил за мальчиком, тщательно вытирал его полотенцем после купания. Необходимости в этом вовсе не было в такую теплынь, однако дома в городе, по всей вероятности, осталась мама, которая и наказала папе такую заботу. А может быть, мамы как раз и нет.

У мужчины не было часов, и он спросил у меня, который час. Я ответил. Потом я спросил его о мосте — через него ли ехать на Перемышль, Козельск. И добавил: я, мол, на велосипеде…

Мужчина ответил охотно и с подробностями. Оказалось, что он не только старожил-калужанин, но и бывший шофер, изъездивший Калужскую область.

Так мы и разговорились.

— До Козельска доедете запросто, — сказал он. — Даже до Ульянова доедете. А вот дальше — никудышная дорога, песок. Может, и проберетесь, но трудно очень. Там, еще от немцев гати остались, с самой войны так и лежат. Целые бревна вдоль рядком и лежат. Ну, конечно, песок сверху насыпался — за столько-то лет… На велосипеде вам ой трудно будет!

Бывает, что два чужих человека начинают понимать друг друга с первых же слов. Мужчина первым протянул руку, чтобы познакомиться, — его звали Сергеем, — с первых же моих слов понял суть путешествия и… позавидовал. «Вот, Коль, как нам бы с тобой отпуск-то провести, — сказал он мальчику. — На следующий год будет у меня отпуск — обязательно поедем, велосипеды купим…» И начал спрашивать меня о практических деталях: сколько нужно денег, что из вещей брать с собой.

Мы вместе ушли с пляжа, взобрались на берег, прошли через парк. Сергей и Коля проводили меня до гостиницы. Сергей рассказывал о Калуге, о музее Циолковского. «Народ у нас гостеприимный, вы зря в гостинице остановились. В следующий раз — прямо на квартиру к кому-нибудь, пустят…» И так хорошо сложился у нас разговор, так симпатичен был мне этот маленький папа и его сын, который серьезно и внимательно тоже слушал, что, ей-богу, я не прочь был еще поговорить по душам. В Москве я не люблю ресторанов, а тут предложил Сергею зайти в гостиницу выпить пива. Поколебавшись, — видимо, тоже не любитель, да и мальчику пора спать, — он все-таки согласился, но гостиничная забегаловка уже закрылась. Мы расстались.

Тот, кто думает, что, сидя на велосипеде, приходится только крутить педали, а не смотреть по сторонам и любоваться окрестностями, глубоко ошибается. Теперь я с полной уверенностью утверждаю, что велосипед — лучший способ передвижения в путешествии, если, конечно, есть достаточно сносная дорога. Может быть, в будущем, когда мы свободно сможем пользоваться орнитоптерами или индивидуальными портативными ракетными двигателями, которые крепятся на спине и позволяют свободно лететь на высоте нескольких или десятков метров над землей, велосипед и потеряет свои несравненные преимущества, но пока-то он совершенно незаменим. То, что педали приходится-таки непрерывно крутить, в общем, почти не мешает и при соответствующей тренировке, не утомляя, только повышает общий тонус. В конце концов, их просто не замечаешь — как не думаешь о том, что нужно шагать при ходьбе. Ко всему прочему движение велосипеда бесшумно, достаточно быстро для того, чтобы передвигаться, и достаточно медленно для того, чтобы смотреть по сторонам. А если еще дует легкий попутный ветерок и мало автомашин, то езда по неизведанным дорогам похожа на разведывательный бреющий полет. Почти как во сне.

Постоянно я ехал без рубашки и майки, а после Алексина и в шортах — и встречный бархатный ветерок сушил пот и проветривал каждую клеточку тела…

Передо мной расстилалась пустынная шоссейная дорога, по обеим сторонам ее был великолепный сосновый лес, сухой и ароматный, правда, совсем не такой, как в Тарусе, — Ока у Тарусы окончательно осталась позади, словно воспоминание детства. Хотелось к вечеру добраться до Козельска, — правда, выехал я поздновато, однако километровые столбы сменялись довольно часто, а перед Козельском должен был быть, во-первых, Перемышль, а во-вторых, конечно же еще какие-нибудь деревни. Рыжие стволы сосен горели на солнце и, почувствовав легкую усталость, я остановил велосипед и вошел в сосны. Я был как дома. Можно присесть, можно прилечь на сухую мягкую подстилку из сосновых игл, можно до бесконечности смотреть на небо в просветы темно-зеленых веток, вдыхая сладкий и пряный аромат. Велосипед — в полной исправности, ноги — тоже, а потому — никакого беспокойства: час езды — и я в случае необходимости окажусь за двадцать километров отсюда, а уж за двадцать-то километров хоть одна деревня да встретится.

Когда лес у шоссе кончился, вокруг стало еще красивее, привольней — волнистая равнина с перелесками, озеро вдалеке, а справа — пойма Оки. Здесь, в верховьях, река была гораздо уже, чем раньше, — обыкновенная речка… В последний раз я переехал ее по понтонному мосту — колеблющийся старый переезд, составленный из древних плотов, — тоже, наверное, со времен войны. Сергей ведь говорил, что новый мост построили только что, а то были эти понтоны, которые отбуксировали потом выше по течению, сюда. Сердечное спасибо должна сказать вам Калуга, Константин Эдуардович…