Юрий Аракчеев - Зажечь свечу

Учитывая изложенное и руководствуясь ст. 15 Положения о Верховном Суде СССР,

Приговор судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда ТССР от 28 августа 1970 года в отношении Клименкина Виктора Петровича отменить и дело о нем направить на новое расследование.

26/X 70 г.

Судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда СССР Протест был удовлетворен.

Определение Коллегии было напечатано в «Бюллетене Верховного Суда СССР» (71, № 2) под заголовком: «Опознание личности обвиняемого, произведенное с нарушением требований уголовно-процессуального закона, не может быть положено в основание приговора».

В городе Мары следователь Абаев начал дополнительное расследование.

Московский адвокат Рихард Францевич Беднорц встретил своего знакомого, адвоката Сафонова.

— Послушай, Рихард, — по своей привычке Сафонов взял собеседника за пуговицу. — Хочешь, удружу?

— А что такое? — улыбаясь, спросил Рихард Францевич.

— Дело есть. Такие дела бывают раз в жизни. Хочешь?

И Сафонов в общих чертах рассказал о деле Клименкина.

— Парень не виноват, это ясно, — резюмировал он свой рассказ. — Ситуация понятна, как дважды два. Взяли первого попавшегося — тем более что он ранее судим. Решили: такого никто защищать не будет. А там инспектор угрозыска нашелся порядочный — сюда, в Москву, приезжал. А потом — мать осужденного, она со мной договор заключила. Истребовали дело, я жалобу написал. Одну деталь обнаружил, прелюбопытнейшую. Запись в истории болезни. Врач Кадыров со слов больной записал, а медсестра Хачатурова подтвердила: «напали незнакомые люди». «Люди»! — понял? По версии же обвинения, которая сложилась в первые минуты, «напал парень в коричневом пиджаке, рыжий, в разговоре заикается». Эта фраза у всех допрошенных фигурирует в одной и той же редакции. Есть там такой следователь ЛОМа — Ахатов, похоже, его изобретение. А тут — «люди». И еще. Знаешь, зачем старики Амандурдыевы в Мары приехали? Сына своего навестить. Он за изнасилование девочки сидит, понял? Кровная месть — очень похоже. Ты же знаешь, что она, увы, кое-где порой еще встречается… Но где уж эту версию исследовать. Трудно. И — чревато! А тут — парнишка подвернулся с судимостями. Вот и козлик… В два счета — и под расстрел! Приговор Москва теперь отменила, будет новый процесс. Ну, возьмешься?

— А ты чего же? — спросил Рихард Францевич.

— Да я, понимаешь, никак не могу. К сожалению. Нужно в Туркмению ехать, а у меня обстоятельства. Ну?

И Беднорц согласился.

18 марта 1971 года в редакцию «Литературной газеты» пришла телеграмма:

«Просим срочно командировать корреспондента МАРЫ Туркменской ССР необходимо спасти жизнь 20-летнего КЛИМЕНКИНА Виктора, против которого без доказательств было сфабриковано уголовное дело тчк нарушив социалистическую законность нормы советской морали приговорили Клименкина к СМЕРТНОЙ КАЗНИ ПРИГОВОР БЫЛ ОТМЕНЕН МОСКВОЙ тчк готовится новая судебная расправа подробный материал выслан редакции 15 марта.

ПРОСИМ ВАС ПРЕДОТВРАТИТЬ ПРОИЗВОЛ

22 марта редакция получила жалобы Каспарова и Сафонова.

Затем пришла еще одна телеграмма:

«Главному редактору «Литературной газеты» делегату XXIV съезда КПСС от невесты осужденного Виктора Клименкина тчк Прошу вас срочно командировать МАРЫ Туркменской ССР корреспондента на суд, который состоится в начале апреля…»

Было решено послать корреспондента на второй процесс по делу Клименкина.

Первое знакомство с делом Клименкина в городском суде Мары убедило Беднорца в том, что Сафонов был совершенно прав. Внимательно прочитав и второй том — доследование Абаева, Беднорц пришел к выводу: следствие не продвинулось ни на шаг в поисках истины. Абаев не только не пытался исследовать новые версии — о чем недвусмысленно было предложено в Определении Верховного Суда Союза, — но с упорством шел по старому пути. Вместо исследования других версий к делу была приложена справка о том, что брат девочки, изнасилованной сыном Амандурдыевых, служит в армии, а потому он якобы не мог быть в Марах в тот день, 26 апреля. И — протокол поверхностного опроса соседей, которые, разумеется, в один голос заявляли, что взаимоотношения с Амандурдыевыми у них всегда были безоблачными. Вызывали недоумение бесконечные повторные допросы в связи с опознанием. Исходя из того же Определения, следователю вовсе не нужно было добывать показания Анатолия Семенова и других свидетелей о том, опознала потерпевшая Клименкина или не опознала. Необходимо было установить: были нарушения во время опознания или не были. Если были — а они, судя по всему, были, — то уже не имеет значения, указала потерпевшая т в е р д о на Клименкина или нет. Ведь в Определении ясно сказано: «Опознание личности обвиняемого, произведенное с нарушением закона, не может быть положено в основание приговора». Следствие же только тем и занималось, что пыталось положить в основание приговора именно опознание.

Правда, в деле появился новый, вынырнувший неизвестно откуда свидетель Хыдыр Ичилов. Допрошен он был почему-то не в Марах, а в Чарджоу тамошним следователем Задорожным. Этот Ичилов якобы был в ту роковую ночь — 26 апреля — под навесом станции Мары. И видел, что один из молодых ребят «играл ножом с черной рукояткой». И еще «видел» он, как этот самый парень, «играя ножом», встал и пошел вслед за женщиной. Ичилов был на станции не один, а со своими знакомыми — с кем именно, он не помнил, но обещал выяснить. Они якобы подтвердят. «Кто со мной был в ту ночь на вокзале, я не знаю, но постараюсь узнать», — так были записаны его слова в протоколе. Как же это он узнает? Любопытно…

Заявление Ичилова в какой-то степени совпадало с тем, что показал на одном из допросов Клименкин, а также муж потерпевшей, Тиркишев Амандурды. Оба они говорили о том, что под навесом на мешках с картошкой сидели два железнодорожника…

Беднорц почувствовал, что сердце его внезапно дало сбой, а в горле появился неприятный саднящий привкус. «Подвергай все сомнению, подвергай все сомнению, — вспомнилось привычное правило. — Только это поможет добраться до истины».

Ведь прямых доказательств невиновности Клименкина нет.

Открылась дверь, и адвокат Беднорц увидел невысокого двадцатилетнего паренька, стриженного наголо, бледного.

— З-здравствуйте, — сказал паренек, заикаясь. — Здравствуйте.