Михаил Каминский - В небе Чукотки. Записки полярного летчика

Через неделю после выезда с Иржениным я вернулся в Анадырь. Теперь надо быстрее устранить все недоделки, которые можно сделать только на базе и Р соседних мастерских. На это потребовалось еще пять дней при двенадцатичасовом рабочем дне.

О ЗАКОНОМЕРНОСТИ СЛУЧАЙНОСТЕЙ

Существует поговорка: «Благими намерениями вымощена дорога в ад!» Она образно выражает мысль, что не всякое доброе желание приводит к добру. А еще точнее, что и добрые намерения должны иметь под собою реальную почву.

Собственно говоря, происшедшие со мной события ч лично больше склонен отнести к тому, что обозначается словом; «Не повезло!» Однако, как доказывают философы, в случайностях тоже проявляется закономерность. Вдумчивый читатель увидит это сам.

К 23 января 1936 года усилиями всех оставшихся на базе людей дефекты, не устраненные на самолете H–67 после аварии в «Снежном», были ликвидированы. Я намеревался вылететь в залив Креста, чтобы присоединиться к Пухову, ведущему поиски Волобуева. (ели экипаж еще жив, думал я, то для него наступают критические дни. Необходимо, не теряя часа, включать м поиски H–67, ведь самолеты Быкова и Богданова еще ни введены в строй…

Я нервно поглядывал на часы, топчась около Берендеева и базового механика Мажелиса, которые ремонтировали лампу подогрева мотора. В Анадыре было минус двадцать пять при ясном небе, в Крестах тоже была хорошая погода. Есть главное для полета: исправный самолет и погода, так вот же жди теперь из–за этой мелочи!

Досадовал я сам на себя. Моя помощь механикам при ремонте была в пределах «прими–подай». Они и бед меня вполне могли обойтись, а я тем временем мог бы отремонтировать лампу, догадайся лишь ее проверить. Лампу в конце концов наладили, подогрели и запустили мотор, но на это ушла большая половина светового дня. В те годы уже существовал в авиации закон, оплаченный кровью летчиков, — вылет по маршруту производить с расчетом прибытия в пункт назначения за час до темноты.

К моменту, когда самолет был готов к полету, этого резервного часа у меня не осталось. Как же быть? Я хорошо помнил, чего нам стоил поздний вылет в «Снежное». А Волобуев! Быть может, моя сегодняшняя вполне узаконенная осторожность будет стоить жизни ему и его спутникам? Как же во имя этого я могу испугаться риска?

А погода?.. Сегодня она есть, а завтра ее не будет! И кто знает, сколько дней придется ее ждать. А тем временем волобуевцы голодают и замерзают. Нет, я имею моральное право на риск. Обстоятельства требуют от меня решимости. Ну а, кроме того, в чем конкретно выражается этот риск? До места посадки 300 километров, это два часа полета в штиль. На пути есть ^ отличный ориентир — коса Русская кошка, отделяющая лиман от моря. До нее 56 километров, и на этом отрезке я могу проверить путевую скорость. Если она 1 окажется меньше 150, вернусь на базу. После Русской кошки ориентиром будет берег моря; даже при очень плохой погоде не заблудишься и обязательно выйдешь на Уэлькаль — это селение на самом берегу. А от него рукой подать до базы геологов. Надо лететь!

Рассуждая таким образом, я пришел к решению вылетать, несмотря на позднее время.

Пройдя Русскую кошку, я установил, что путевая скорость — 170 километров. Отлично! Повернул на север вдоль берега и начал полет в полной уверенности, что долечу до цели. Меня даже не смутило, что вскоре с моря к берегу подошла облачность и я был вынужден снизиться до 100 метров.

До следующего ориентира — эскимосского селения Уэлькаль было 170 километров, по измеренной скорости всего час полета. Но прошел час, прошло еще двадцать минут, все так же тянулась береговая черта. Видимость становилась все хуже. Я начал нервничать. Поняв, что в залив Креста приду уже в темноте, принимаю решение садиться около Уэлькаля, как только увижу три яранги, которыми на карте было обозначено это поселение. Прошло еще десять минут, и я увидел на крутом берегу какой–то довольно широкий реки, не обозначенной на карте, постройки, около них людей и собачьи упряжки.

Недолго думая, разворачиваюсь в устье реки и просматриваю ее пригодность к посадке. Даже в сером свете, под облаками примечаю какие–то необыкновенно большие заструги. Ухожу по реке дальше, в глубь материка, здесь заструги меньше, а высокий темный берег помогает определить высоту для посадки в рассеянном свете. Делаю очень мягкую посадку. Про себя говорю: «Молодец, отлично! Переночую у эскимосов, а завтра при любой погоде буду у Пухова. Разменяемся самолетами и начнем поиски Волобуева вдвоем».

Посадку я произвел километрах в двух от поселка, начинаю тихонько подруливать к нему. Но не успел прорулить и половины расстояния, как услышал какой–т— о подозрительный хруст. Остановился. Берендеев выскочил из кабины и скрещенными руками показал мне знак «выключить мотор». Спускаюсь на землю и вижу переломленную левую лыжу. Черт возьми! Что же это гакое? Опять меня настигла внезапность! И серьезная. Теперь жди, когда привезут из Анадыря запасную лыжу! А если это затянется черт знает на сколько? Теперь вот Пухову придется отрываться от поисков и помогать мне. Хотелось завыть от обиды. Вот чем обернулся поздний вылет — опять вынужденная посадка!

Но это наказание не было последним. Когда к самолету подъехали на собаках эскимосы, выяснилось, что это не Уэлькаль, а охотничье становище. До Уэлькаля, п котором 23 яранги, еще 20 километров, здесь же — 3 землянки, где 5 охотников живут зимой, промышляя песца.

Час от часу не легче! Какая же у меня была скорость, если за полтора часа не долетел до Уэлькаля? Подсчитываю и ахаю — 90 километров!

Ну и денек! Сколько же несчастных совпадений?! Отказала лампа — задержался вылет. Потеряли время — испортилась погода. Скорость со 170 километров вдруг упала до 90. Посадка совсем не там, где я собирался ее делать. И ко всему — сломанная лыжа. Стыд и срам! Если бы здесь была прорубь, я, наверное, утопился бы с досады…

Но горюй не горюй, надо как–то выбираться из этого глупейшего положения. Пока закрепили машину, наступила ночь. Эскимосы привезли нас в землянку и со всем радушием стали угощать моржовым мясом и чаем. Но нам было не до угощения. Мы с Берендеевым никак не могли прийти в себя от постигшей нас неожиданности.

А тут еще два пассажира — окружной прокурор и судья, которые упросили меня «подбросить» их до залива Креста, посчитав за счастье возможность одолеть за день безо всяких трудов половину пути до бухты Провидения. С грустной иронией я подумал; вот и вам урок! Хотите ехать быстро — не связывайтесь с авиацией!

Но прокурор и судья оказались замечательными товарищами, они подбадривали меня как могли. Чукотская жизнь приучила их к различным передрягам, потому они не нашли ничего страшного в этой. Судья, Федор Павлович Ткаченко, в прошлом столяр, сказал мне, что отчаиваться нечего, в Уэлькале он организует ремонт лыжи, и все будет в порядке. После этого мир для меня посветлел!