Зинаида Шишова - Великое плавание

Хижина Орниччо стояла нетронутой, но какое-то особое, щемящее молчание царило вокруг.

Белый голубок важно прогуливался мимо порога, крепко ставя коралловые ножки. Я коснулся двери, и она без шума распахнулась передо мной.

— Франческо! — крикнул сдавленный голос откуда-то с пола.

И я, вообразив, что это друг мои, быть может больной или раненый, лежит в углу, опрометью бросился к нему.

Полумрак, царивший в хижине, заставил меня долго шарить по полу, пока наконец я не нащупал мягкий козий мех, заменявший Орниччо ложе.

На нем никого не было.

Глаза мои, привыкнув к темноте, стали постепенно различать предметы. Вот грубый деревянный стол, покрытый толстым слоем пыли. Вот на полке лежит черствый хлеб и сыр, скорее напоминающий камень. Не доверяя глазам, я руками обшарил каждый уголок. Запустение, царившее в хижине, говорило о том, что она была необитаема уже продолжительное время. Какая-то птица, может быть тот же голубь, впорхнула в отверстие под крышей, задев меня крыльями по лицу.

Но кто же назвал меня по имени? Неужели я от горя начинаю сходить с ума и мне чудятся различные голоса?

Я вышел из хижины.

В зарослях паслась белая козочка, настолько ручная, что она не испугалась моего появления. Под пригорком был вырыт колодец, а над ним качалась бадья. За домом в бочке с соляным раствором мокла очищенная от шерсти шкура какого-то животного. Я узнал хозяйственную распорядительность моего друга.

Но самого его нигде не было видно.

Свыше четырех часов я пробродил по берегам залива Покоя, зовя своего друга. Отправляясь сюда, я в поспешности забыл шляпу, и солнце так сильно прижгло мне голову, что я почувствовал тошноту, а в глазах у меня появлялись красные и зеленые пятна.

Измученный, я добрался до берега и сел отдохнуть, подперев голову руками.

— Орниччо, — говорил я со слезами, — где ты, мой милый друг?!

— Где ты, мой милый друг? — повторил кто-то над моей головой.

Я с удивлением огляделся, но ничего не увидел. Что со мной? Голова моя болела и кружилась, ноги подгибались, во рту был вкус меди. С трудом отвязал я лодку и прыгнул в нее. В последний раз я оглянулся на домик Орниччо.

— Франческо Руппи, Франческо Руппи! — крикнул чей-то резкий голос так отчетливо, что это не могло быть игрой воображения.

Я снова выскочил из лодки на берег. Какая-то темная фигура бросилась к моим ногам. Боже, что это со мной, да это ведь просто моя тень!

В ушах у меня шумело. Дыхание со свистом вырывалось из груди.

Ежеминутно я облизывал свои пересохшие губы, но они моментально покрывались как бы какой-то коркой.

Шатаясь, я сделал несколько шагов. Я опирался на весло, но оно скользило в моих потных руках.

— Орниччо жив! Орниччо жив! — вдруг раздалось над самой моей головой.

Я ощутил в левой стороне груди сильную боль и, схватившись за сердце, выпустил весло и рухнул в прибрежные кусты, чувствуя, как колючки больно рвут кожу на моем лице.

С трудом я поднимаю веки.

Комната так ослепительно бела, что на глазах у меня выступают слезы. Я хочу пошевелиться, но голова моя кажется налитой свинцом, такая она тяжелая. А вот моя рука, лежащая поверх одеяла. Какая она тонкая, белая и нежная! Сколько времени понадобилось для того, чтобы с моих ладоней и пальцев сошли грубые мозоли?

Треугольная тень быстро пробегает по потолку — это кто-то прошел мимо окна. Я пытаюсь крикнуть, и сам не узнаю своего голоса.

Приоткрывается дверь, и в щелку заглядывает испуганное лицо Хуана Росы.

— Роса, что это со мной? — спрашиваю я, и мне самому смешно, каким тоненьким голоском я говорю.

Я начинаю смеяться и смеюсь до тех пор, пока меня не одолевает приступ кашля. Хуан Роса продолжает испуганно смотреть на меня.

— Подойди сюда, Хуаното, — говорю я. — Чего ты боишься?

Вдруг страшная догадка приходит мне в голову, и я осматриваю свои руки, ноги и грудь. Нет, на коже нет никакой сыпи и пятен.

— Иисус, Мария, Иосиф, Иоаким и Анна! — восклицает Роса, не переводя дыхания. — Франческо, ты узнал меня? Ты не будешь больше бросаться на людей и грызть веревки, которыми тебя связывали?

Мне хочется поднять руку и показать ему, какая она белая и нежная, точно у знатной синьориты, но я не в силах пошевелиться.

— Зачем меня связывать? — говорю я, и на меня опять нападает беспричинный смех. — Посмотри, я и без веревок лежу, как связанный.

— Значит, хвала господу, ты уже выздоравливаешь! — говорит Роса с облегчением и отваживается подойти ко мне на несколько шагов. — А вот еще пять дней назад ты стонал в бреду и кидался на других больных. Доктор Чанка велел тебя связать как безумного и запереть в кладовую. Но посмотри, что это за кладовая! Пока в ней хранят припасы, но вообще это будет дом адмирала. Я сам для тебя побелил эту комнату, так как раньше из расселин камня выползали сколопендры и сороконожки.

В изнеможении я закрываю глаза.

— Что с тобой? — спрашивает Хуан Роса.

— Хуаното, — жалобно говорю я, — какие страшные сны я видел!

— Глупости, — отвечает он, — ты был в бреду.

Да, конечно, все эти ужасы — разрушенный форт, мои скитания под палящим солнцем, — все я видел в бреду.

— Мне снилось, что наш красивый Навидад разрушен. Ты слышишь, Хуаното? — жалобно говорю я.

— Тебе нельзя еще так много говорить, — отвечает Роса. — Давай я лучше подсажу тебя, и ты увидишь небо и море.

В открытое окно доносится тихая, грустная песня. Я закрываю глаза и слушаю.

— Это поют индейцы, — говорит Роса.

Он взбивает солому и усаживает меня. Он обращается со мной, как с ребенком, и я покорно подчиняюсь ему. Но мне в окно не видно моря. Перед моими глазами тянутся бесконечные квадраты возделанных полей, и кое-где на них темнеет фигура человека.

— Ну, а теперь усни, — говорит Роса, — и постарайся поскорее выздороветь.

Я снова учусь ходить, как в детстве. Хуан Роса поддерживает меня, и я ступаю с трудом, выбрасывая ноги, как цапля.

— Вот точно так же ходит и синьор де Кампанилла, секретарь адмирала, — говорит Роса, — он встал два дня назад. А заболел он позже твоего.

Я обращаю внимание на перевязанную руку Росы.

— Это же ты мне ее вывихнул, Ческо, — говорит он, смеясь. — Недаром вчера я подходил к тебе с такой опаской. Но ничего, это на четыре дня освободило меня от работы. А ты думаешь, иначе мне позволили бы сидеть здесь и ничего не делать?

Мы выходим на террасу. Будущий дом адмирала еще не закончен, но он уже и сейчас имеет очень красивый вид.

Из камня, как и дом адмирала, отстроены церковь и городской склад. Остальные строения будут деревянные. Каменщики проработали всю ночь на 6 января, но зато на крещенье в церкви была отслужена первая торжественная обедня.