Леонид Кавелин - Старый Иерусалим и его окрестности. Из записок инока-паломника

Самое живописное место заключенного вертограда есть то, где из скалы стремится с шумом в долину источник, и около него высятся развалины какого-то древнего здания, которое арабы, здесь поселившиеся, называют «дворцом Соломона». Может быть, и действительно это остатки здания, сохранившиеся от времен мудрого царя, так же как сохранился и его водопровод. Известно, что Соломон, ущедренный мудростью и богатством, любил часто уединяться в этой долине, обильной водою и тенью. Покатости гор, между которыми заключено это место, были одеты виноградниками и разными деревьями: сюда по воле его были собраны отовсюду благовонные деревья, кустарники и травы. Посреди саронских роз и лилий, посреди гранатов, кипарисов, алое, нардов, шафранов, киннамонов, мирр и бальзамов он прохаживался по этим горам, и весь сад при малейшем движении ветра дышал благовониями. Тут возносились палаты из кедрового дерева с серебряными колоннами, полом, выложенным золотом, и стенами, одетыми пурпуром. Прохаживаясь и теперь в этой долине, кажется, слышишь, как изображаемый в книге Соломона Песнь Песней жених с приближением весны вызывает свою возлюбленную на прогулку по этому саду: «востани, – говорит он, – прииди ближвяя моя, добрая моя, голубица моя. Яко се зима прейде, дождь отъиде, отъиде себе: цвети явишася на земли, время обрезания приспе, глас горлицы слышан в земли нашей. Смоквь изнесе цвет свой, винограды зреюще даша воню» (Песн 2, 10–13). Здесь сиживал Соломон под тенью пальм и вкушал плоды дерев своих; или, вставши рано, шел в сад и смотрел, цветет ли винная леторосль, образуется ли гроздь и цветет ли граната, или приказывал ловить малых лисиц, которые портили виноградник. Однако этот эдем и услада Соломона вовсе не успокоили его. Наша бессмертная душа, предназначенная к высшим и особенным наслаждениям, хотя и легко пленяется образом земного счастья, никогда не находит в нем полного успокоения. Еще пока издали смотрим мы на эти вещи, тогда манит нас прекрасная надежда, но едва дотронешься до них рукой, они вянут и бледнеют. Послушаем, что говорит об этом сам древний мудрец: «Возвеличих творение мое, создах ми домы, насадих ми винограды. Сотворих ми вертограды и сады и насадих в них древес всякого плода. Сотворих ми купели водныя (пруды), еже напаяти от них прозябение древес. Собрах ми злато и сребро и имения царей и стран; сотворих ми поющих и поющия и услаждения сынов человеческих, виночерпцы и виночерпицы. И возвеличихся, и приложихся мудрости паче всех бывших прежде мене во Иерусалиме: и мудрость моя пребысть со мною. И все, егоже просиста очи мои, не отъях от них, и не возбраних сердцу моему от всякого веселия моего, яко сердце мое возвеселися во всяком труде моем: и сие бысть часть моя от всякого труда моего. И призрех аз на вся творения моя, яже сотвористе руце мои, и на труд, имъже трудихся творити: и се вся суета и произволение духа, и несть изобилие под солнцем. Смеху рекох: погрешение и веселию: что сие твориши?» (Еккл 2, 4–12). Не забудем, что в вертограде заключенном царь-поэт написал те вдохновенные песни, в которых пророчески воспевает он Церковь невесту Христову под образом смуглой суламитянки.

При долине «заключенного вертограда» есть узкое ущелье между двумя огромными скалами, которое соответственно наклонности скал понижается к садовой долине. В этом каменном ущелье видите три огромные пруда, высеченные большею частью в скале, в небольшом один от другого расстоянии, занимающие всю покатость ущелья, в прямой линии один за другим. Хотя в Палестине глаз легко свыкается с кроением скал, однако вид этой исполинской работы не может не возбуждать удивления. Все три пруда четвероугольной формы, имеют одинаковую ширину, то есть 90 шагов. Верхний пруд – самый малый, почти квадратный, и имеет длины 150 шагов; я застал его полным воды; этот водоем самый мелкий и в значительной части сложен из больших камней. Второй пруд ниже первого, более иссечен в скале, имеет 175 шагов длины и глубже первого, но воды в нем меньше. Третий, самый нижний и больший пруд имеет 230 шагов длины и самый красивый, ибо почти весь иссечен в натуральной скале, и вокруг спускаются в него гладко вытесанные ступени, шириною около двух аршин, а вышины на пол аршина. Все это сделано для купанья, чтобы каждый мог купаться и сойти глубже или мельче. Нижний пруд самый глубокий, ибо имеет 50 обыкновенных сходов в прямой линии до самого дна, что составит почти двадцать пять аршин глубины. Чрез эти иссеченные в скале ступени каждый пруд суживается на дне и расширяется вверху. Частью насыпь, частью натуральная скала составляют границу между прудами, но все соединяет подземный канал, и когда вода наполнит верхний водоем, тогда ее пускают в средний, а потом в нижний, который оканчивается отвесною стеною, сложенною из огромных камней во всю глубину долины «заключенного вертограда». Чрез малое, нарочно оставленное в стене отверстие вода падает отсюда и образует в долине ручей. От «источника запечатленного» вода течет каналом в верхний пруд, но одна она не могла бы наполнить столь огромных систерн и потому подземные водопроводы провожают воду из всех ближних источников, которых есть несколько; а сверх того огромные скалы, образующие это ущелье, имеют в боках своих малые ровики или пруды, высеченные с таким искусством, что вся вода дождевая стекает с гор в эти пруды и из них в большие водоемы.

Трудно представить то впечатление, какое производит вид исполинского дела и этой воды, искрящейся посреди скал, растрескавшихся от зноя. Воспоминание об этих водоемах в Библии, свидетельство Иосифа Флавия и талмудистов подтверждают непрерывное предание, что это дело мудрого Соломона. Но если бы не было даже никаких исторических свидетельств, самый вид этого труда достаточно убеждает в его древности. Жаль, что этот прекрасный памятник еврейского времени, представляющий сочетание поражающего величия и силы с поразительною простотою, остается в совершенном небрежении.

Недалеко от верхнего пруда над самою дорогою в Хеврон возносится опустевшее здание, которое народ называет «замком Соломона». Это четвероугольное здание укреплено по четырем углам башнями, а пятая над самыми вратами. Стены высокия толстые и вверху зубчатые. По всей вероятности это не что иное как арабский хан или караван-серай, где останавливались на ночлег караваны. Вокруг этого четвероугольника комнаты для путешественников, но теперь вовсе запущены, ибо торговля упала. Замок, по преданию вифлеемитов, построил какой-то богатый купец. Теперь в обширной развалине находятся несколько хижин, в которых живут несколько арабских семейств для стражи прудов, а в особенности «источника запечатленного».