Дмитрий Скалон - Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году

Когда кончилось протыкание щек, явился обнаженный человек с птичьим лицом, волосами, выбритыми до темени и длинными на затылке. Завертев железный волчок, длиною в восемь вершков, со множеством побрякушек, он втыкал его в лицо, грудь, живот; при этом страшно кривлялся, как бы делая усилие над собою, чтобы решиться на производимую волчком боль. Потом он взял саблю и стал ею стегать свое тело, а в довершение лег на пол и воткнул ее в живот, на рукоятку же поставили какого-то старика, сидевшего на самом почетном месте.

Во все время этих упражнений, пение молитв, сопровождаемое ударами в тамбурины, глядя по силе мучений, то замедлялось, то возрастало, то обращалось в ужасный рев, который должен был возбуждать решимость и заглушать боль. Затем вынули из щек иглы, а негр выпустил из своей фески трех скорпионов, которые, почуя свободу и задрав хвосты, побежали во все стороны, но негр хватал их руками и, страшно крича и жестикулируя, двух из них разжевал, а третьего опять спрятал на голове под фескою. Птичья же физиономия принесла раскаленное докрасна железо, брала его в зубы и лизала. Для заключения втащили жаровню, в роде большого таза. Негр выхватил горячий уголь и съел его, а субъект с птичьим лицом снял туфли и стал метаться во все стороны, хватаясь за голову, пряча лицо на груди подошедшего к нему старца. Наконец, при оглушительном реве и бое тамбуринов, его подхватили под руки и поставили на горячие уголья: он страшно корчился, пока чрез несколько секунд его не вынесли без чувств, что не помешало ему, однако же, явиться через минуту и получить несколько золотых.

Затем нас пригласили занять места во дворе против открытой комнаты, ярко освещенной висячими лампами

Зная фанатизм Востока, меня сначала коробило, но потом я пришел к убеждению, что это более или менее ловкое жонглерство. Верно лишь то, что негр съел двух скорпионов, птичья физиономия держала в зубах и лизала раскаленное железо, и щеки прокалывались иглами.

Поблагодарив шейха и простившись с ним, на возвратном пути мы зашли в заранее приготовленную баню. При весьма роскошном устройстве, она имела громадный недостаток – была холодна.

Для русского человека холодная баня немыслима, а потому и я остался холоден к ее бассейнам, фонтанам, мраморным полам и неискусным банщикам.

Возвратясь домой, мы были приятно поражены освещением нашего волшебного приюта. Кругом бассейна горел непрерывный ряд ламп, на деревьях висели цветные фонари, а по грядкам искрились крошечные шкалики. Отдохнув и напившись чаю с товарищами, я вытащил свой дневник, чтобы сколько-нибудь занести в него богатый впечатлениями день.

Выбрав уютное местечко, я принялся за дело, но усталость клонила меня ко сну, а фонтаны в бассейне непрерывно журчали, возбуждая своим серебристым говором невольные грезы. Напряженное с утра воображение уже не признавало границ; мечта сменялась мечтою, и я более не отличал действительности. То мне представлялась голая степь с ее палящим зноем, и я ехал в рядах суровых крестоносцев, томясь жаждою и тяжестью лат, то бессвязный лепет ручейка, в прохладной тени пальм и густой растительности, переносил меня в волшебные сады с восхитительными женщинами. Вот я в Дамаске, окружен пестрою толпою арабов. Вот и мои излюбленные друзья детства: Али, бедный Хассан; а там черные невольники несут на могучих плечах тюки с товарами, за ними идет статный юноша в богатой шелковой одежде, это верно счастливый Синбад-мореходец… Странно, что это за черные глаза смотрят на меня из-под белой чадры? Как жгуч их взор… я не могу его выносить… он пронизывает все мое существо. Хочу бежать, но ноги словно из свинца… делаю страшное усилие… падаю… подо мною сыплются камни… разверзается темная пропасть… и… я просыпаюсь.

От неловкого положения у меня затекла рука, и по ней бегали мурашки. Дневник лежал на полу, перо далеко откатилось. Я посмотрел на фонтаны, они так же журчали, а в воздухе носился нежный аромат от окружавших меня цветов и деревьев.

Вот они, чары Востока! Вот что усыпляет трезвый рассудок однообразным нашептыванием, давая простор фантазии. Вот оно, ядовитое, но сладостное дыхание, опьяняющее сердце и горячащее кровь. Против их союза трудно устоять; пойду лучше спать. Завтра допишу дневник.

Дамасские товары. – Базар. – Мечеть Омаядов. – Часовня Иоанна Крестителя. – Вид Дамаска. – Невольничий рынок. – Секта вращающихся дервишей Мевлевис. – Музыка. – Учение бригады Акиф-паши. – Обед у генерал-губернатора. – Фейрверк. – Вечер у нашего консула. – Еврейка Саада. – Слепой гусляр. – Танец

За последние четыре дня мы порядочно утомились, и потому сегодня отдыхали до 8 часов утра. Тем временем купцы разложили целый магазин восточных товаров в открытой комнате и на дворе. Тут были: дамасские шелковые материи, газы, ковры, шали, абаие, кефие [14]; различные азиатские вооружения, мечи, копья, дротики, стрелы, кольчуги, щиты и бармы с великолепною золотою насечкой; чубуки, бирюза, золотые украшения; фарфоровые и серебряные приборы для кофе; медные тазы, кувшины и блюда с орнаментациями, табуреты с инкрустацией и пр. и пр. Я нарочно перечислил все эти предметы, чтобы наметить промышленность Дамаска. Не говоря о достоинстве материй, которые пользуются заслуженною славой, все металлические работы чрезвычайно хороши. Знаменитая ковка оружия прекратилась со времени покорения Дамаска Тамерланом, зато теперь оружейники весьма искусно подделывают старинное оружие, в особенности украшенное золотою насечкой.

Его Высочество и вся свита купили много вещей. Конечно, за все запрашивалось втридорога, но потом уступалось сравнительно за недорогую цену, в особенности вещи из шелка, вроде шалей, платков и тканей. В и часов мы пошли гулять по городу и осмотреть знаменитую мечеть Омаядов. Несмотря на свою древность, Дамаск не богат памятниками старины, к тому же большая часть построек сделана фасадами во двор, на улицу же выходят только глинобитные стены. Оно и понятно: деспотизм Востока уважает гарем и останавливается пред его дверьми, а потому обыватели скрывают свои богатства во внутренних, недоступных для всякого комнатах и здесь окружают себя всевозможною роскошью.

Сначала мы обошли базар: он весьма обширен, построен преимущественно из дерева, и подобно всем базарам на Востоке в нем на тех же нарах и производство, и торговля. За некоторыми рядами устроены караван-сараи, в которых останавливаются заезжие купцы. Торговля Дамаска весьма значительна, особенно во время сборов большого каравана меккских поклонников. В это время население города возрастает от 120 до 170 тысяч.