Дмитрий Смышляев - Синай и Палестина. Из путевых заметок 1865 года

Одновременно продолжались работы и по возведению Русского Дома. К 1 января 1888 г. картина выглядела следующим образом: «Устроена цистерна и жилые помещения для временного отдыха поклонников, ожидающих начала службы в храме Воскресения, примерно на сто человек. Помещение дл я них устроено на террасе, с каменной лестницей, из шести отдельных больших комнат и большой общей палаты. Здание построено из дерева и мелкого камня и оштукатурено снаружи и внутри; покрыто черепицей; вставлены рамы в окна и навешены двери; полы настланы из красных изразцов, на цементе. В этих зданиях работы в наступившем году могут быть произведены в таких размерах, как позволят средства Общества» [120].

А чего стоят подробные выкладки о доходности и пользе для паломников установленного им водогрейного аппарата: «С 18 декабря 1886 по 1 января 1888 г., по 1 коп. за чайник всякой величины – 824 фр. 98 с. А так как израсходовано на содержание 616 фр. 95 с., то в погашение стоимости аппарата и здания для него поступило 209, 3 фр. Всего 824, 98 фр. С 18 декабря 1866 по 1 января 1888 г. аппарат действовал 134 дня, что дает средним числом выручки по 6 фр. 15 с. в день, то есть ежедневно было предложено более 300 требований».

Далее в докладе, столь же лаконично, но подробно рассказывается об устройстве кухни для паломников, лу жении котлов, перекладки печей, железных и гончарных трубах, приобретенной посуде и кухонных принадлежностях:

«Издержано и находится в запасе: каменного угля на 72 фр. 82 с., антрацита – 47 фр. 48 с. Всего – 120 фр. 30 с…

Выписан из Одессы запас вяленой и свежей рыбы и разных круп, с провозом – 295 фр. 99 с…

Куплено с рынка разных припасов в ноябре и декабре на 125 фр. 42 с. Всего – 422 фр. 41 с…

Жалованье кухарке: за декабрь – 10 франков…

Выручка: кухня открыта 21 октября 1887 г.; выручено по 1 декабря – 69 фр. 17 с. В декабре по 1 января 1888 г. – 93 фр. 96 с. Всего – 160 фр. 13 с. Действовала кухня по 1 января 1888 года 40 дней, следовательно, выручено средним числом по 4 фр. 7 с. в день. Сколько даст кухня барыша или убытка, можно будет определить только по окончании срока и приведения в известность наличных остатков топлива и продовольственных припасов» [121].

Из письма Степанова от 3 мая 1888 г.: «Очень обрадовало меня известие об обильном дожде, выпавшем, наконец, у Вас; признаюсь, мы очень опасались, чтобы засуха и недостаток воды в цистернах не вынудили прекратить у Вас работы…

Несколько слов о персонале Вашем. Не забывайте, что Вы полный хозяин и начальник в оном. Не полезен помощник – без всякого зазрения совести Вы имеете полное право самолично уволить его. Обидеть этим увольнением Вы никого из нас, верьте мне, не обидите. Таким же образом Вы имеете полное право определить, кого Вы только пожелаете на его место. Желательнее был бы русский, но затем, повторяю, это зависит вполне от Вас» [122].

При этом деятели Православного Палестинского Общества вообще отличались скромностью и бессребреничеством. Так, членам Совета даже неловко было узнать, что при колоссальном объеме работ Смышляев по-прежнему получает от Палестинского Общества, как было назначено, всего 600 франков в месяц. На эти деньги Дмитрий Дмитриевич должен был нанимать себе квартиру, платить за свой стол, а в некоторые торжественные дни (царские дни, дни рождения и тезоименитства Сергия Александровича и Елизаветы Федоровны, годовщины основания Общества, при закладках сооружений) ему приходилось еще как официальному представителю Общества устраивать приемы и угощать гостей. С учетом чрезвычайных расходов Совет решил «назначить прибавку к содержанию Уполномоченного Общества в Иерусалиме на представительность в размере 2 400 франков в год» [123].

Деятельность уполномоченного Палестинского Общества в Иерусалиме требовала установить деловые, доброжелательные отношения с российским консульством, с Русской Духовной Миссией, с Греческой Патриархией. И все эти связи и отношения в иерусалимском «бермудском треугольнике» были трудными и запутанными. Представители русской дипломатии косо смотрели в те годы на развертывавшуюся деятельность ППО, видя в нем опасного конкурента Палестинской Комиссии при Азиатском департаменте МИД, архимандрит Антонин – начальник РДМ – по долговременной привычке к «круговой обороне» на Востоке подозрительно относился и к тем, и к другим. Сверх того, на Смышляева были возложены весьма непростые контакты от имени Общества с Патриархом Иерусалимским Никодимом. А тот, в свою очередь, постоянно колебался между ненавистью к ППО, в котором мечтал первоначально видеть лишь орудие для сбора средств в его, Патриарха, пользу, и проблесками «симпатии» к Обществу, когда появлялась надежда получить ссуду или попросту материальную помощь.

Как писал Смышляев, «все здесь хитрят: и Блаженнейший <���Патриарх Иерусалимский – Н. Л. >, и Высокопреподобный <���архимандрит Антонин – Н. Л. >, и Высокородный <���русский консул в Иерусалиме – Н. Л. >, и все воображают себя дипломатами. А по правде сказать, вся их дипломатия шита белыми нитками» [124].

Дмитрий Дмитриевич постепенно вновь почувствовал себя вовлеченным в нескончаемую подковерную борьбу, от которой бежал когда-то из Земской Управы. К тому же здоровье ухудшалось, палестинский климат отрицательно сказывался на физическом и моральном состоянии. Да и в руководстве Палестинского Общества, как в любой человеческой организации, нередко случались противоречия и размолвки. В Петербурге не всегда понимали или готовы были принять в расчет и нехватку времени и сил, и нараставшую усталость, и – тоже нараставшее – сопротивление со стороны всех названных партнеров. В. Н. Хитрово, высоко ценивший Дмитрия Дмитриевича, по своему известному максимализму и безжалостной искренности не мог не требовать и ускорения работ по строительству, и большей активности и инициативности, вольно или невольно обижая своими письмами и телеграммами друга и соратника.

Болезненно самолюбивый, склонный к сомнениям и колебаниям, очень чистый и боящийся двусмысленностей и неопределенностей, Смышляев не раз, почти с самого начала, ставил перед собой и коллегами вопрос об отставке с поста иерусалимского уполномоченного. Архимандрит Антонин еще 1 октября 1886 г. пишет в своем дневнике о намерении «земляка» (так он обозначал Дмитрия Дмитриевича) «просить отставки от иерусалимского полномочества» [125]. Вновь тема отъезда из Иерусалима была поднята – и весьма категорично – в 1888 г.

15 октября 1888 г. Смышляев писал Хитрово: «В ответ на Ваше последнее письмо прилагаю заявление в Совет Общества об отказе от обязанноcтей уполномоченного в Иерусалиме. Числа на нем я не выставил, предоставляя сделать это Вам, как только на место мое Вами найден будет кто-либо, менее меня „вредный для Общества“. Серьезная болезнь, принявшая опасное течение после усиленной деятельности по приготовлениям к приезду Великих Князей, вынуждает меня, однако, оставить Иерусалим сколько возможно скорее, чтобы основательно позаботиться о своем здоровье» [126]. Его уговорили остаться, предоставив до весны 1889 г. отпуск для поправки здоровья в Европе.