Борис Комиссаров - Григорий Иванович Лангсдорф

Э. Маршан, Д. Вильсон и другие европейские путешественники, нравы, обычаи, хозяйственный уклад островитян были почти неизвестны или, как убедился Лангсдорф, часто описывались неверно.

За несколько дней Лангсдорф собрал о жителях Нукухивы столько самых разнообразных сведений, что изложение их в описании его путешествия по своему объему в два с половиной раза превосходит главу, посвященную Бразилии. Большую часть этих сведений сообщили ученому два европейца, осевшие на Нукухиве, — француз Жан Батист Кабри и англичанин Эдуард Робертс. Результаты расспросов этих людей, перенявших обычаи островитян, Лангсдорф непременно сопоставлял и, помня наставления Блуменбаха, считал достоверным лишь то, что подтверждалось обоими. Много важных наблюдений сделал путешественник и сам, когда съезжал на берег. Так, 3 (15) мая Лангсдорф был участником небольшой лодочной экскурсии, предпринятой с целью осмотра близлежащей бухты. Возвратиться Лангсдорф и Тилезиус решили по суше, однако на обратном пути последний при падении ушибся, и натуралисты провели ночь у местного вождя, к которому их проводили островитяне.

27

Сведения, собранные Лангсдорфом о жителях Нуку- хивы, были не только обширны, но и очень разносторонни. В дневнике путешественника появились заметки, касающиеся общественного устройства, одежды, пищи, жилищ, лодок, утвари, украшений, обычаев, обрядов, религиозных представлений, элементов искусства нукухивцев. С особой тщательностью Лангсдорф изучил татуировку островитян. Он произвел также антропометрические измерения, составил словарь языка жителей Нукухивы, сделал несколько зарисовок.

Изучение народов Океании Лангсдорф продолжал и во время кратковременной стоянки близ острова Гавайи в конце мая (начале июня). Правда, на берег он не съезжал, но описал физический облик гавайцев, подплывавших к кораблю, их татуировку, лодки, замеченные у них болезни и т. д.

Расставшись у Гавайских островов с «Невой», которая пошла на о. Кадьяк, «Надежда» взяла курс на Камчатку. 10 (22) июня она попала в полосу штиля. Погода была жаркой. Борт корабля был раскален так-, что к нему нельзя было притронуться. Занимаясь в это время с лодки гидрологическими наблюдениями, Лангсдорф получил сильный ожог руки, причинявший ему мучительную боль. Между тем в последующие дни он продолжал все начатые ранее изыскания и установил, в частности, что и на южных и на более северных широтах светятся часто одни и те же представители морской фауны. Лангсдорф и Горнер заметили также, что при сотрясении светящихся организмов интенсивность свечения увеличивается. Этот вывод подтвердили последующие исследования. Они показали, что если свечение бактерий не зависит от движения воды, то свечение многих других организмов происходит лишь при неспокойном море.

Важное научное значение имели и законченные к приходу на Камчатку метеорологические наблюдения Лангс- дорфа. Уникальные в то время по своему масштабу и тщательности, они позволили, например, доказать, что колебания барометра не зависят от расстояния между Землей и Луной. Измерения температур воды на разных глубинах, проводившиеся Горнером и Лангсдорфом, были впоследствии использованы адмиралом С. О. Макаровым в его работе, посвященной исследованию Тихого океана.39 Благодаря наблюдениям, в которых принимал участие

28

Лангсдорф, было замечено, что соленость Атлантического океана больше, чем Тихого. В дальнейшем на это явление обратил внимание выдающийся русский географ А. И. Воейков и дал ему правильное объяснение.40

3 (15) июля «Надежда» пришла в Петропавловск, и Крузенштерн стал готовить судно к плаванию в Японию. С Камчатки Лангсдорф сухим путем отослал в Академию наук результаты своих метеорологических наблюдений и исследований светящихся морских организмов,41 а также словарь языка жителей Нукухивы.42 В Петербург были посланы также шкурки птиц и чучела животных, а заспиртованные рептилии и энтомологические коллекции были пока оставлены в Петропавловске с тем, чтобы отправить их в столицу на «Надежде» после ее возвращения из Японии.

На Камчатке положение Лангсдорфа как участника экспедиции существенно изменилось. Сравнивая деятельность Тилезиуса и Лангсдорфа, Резанов писал 20 августа президенту Академии наук H. Н. Новосильцеву: «Я не смею ценить таланты их, но сколько позволено каждому по наружности людей обсуживать, то основательность в заключениях последнего мне более нравится и, кажется, Академия в записках Лангсдорфа не найдет столько знакомого, как в записках другого. Он в трудах неутомим... Предприимчивость и деятельность сего человека, — продолжал камергер, — позволяют мне иметь и другие на него виды. Кроме природного немецкого языка, знает он латинский, французский, английский и португальский; при многих талантах его он и медик практикованный, и надеюсь, что японцам через то приятен будет; ежели торг с ними открыт будет, оставлю я его там с несколькими людьми, чтоб поставить твердую российскую ногу, доколе настоящего агента от двора учреждено не будет».43

За некоторое время до того, как было написано это письмо, Резанов принял Лангсдорфа в состав вверенного ему посольства и своей властью произвел его в надворные советники. Таким образом, Лангсдорф из вольнонаемного натуралиста, принятого на «Надежду» благодаря любезности руководителей экспедиции, превратился в члена весьма ответственной дипломатической миссии и — пока полуофициально — получил чин, соответствовавший капитану второго ранга. В состав посольства Резанова, кроме

29

Лангсдорфа, входили надворный советник Ф. Фоссе, майор Е. Фридерици, комиссионер Российско-американской компании Ф. Шемелин, а также поручик Д. И. Кошелев (брат губернатора Камчатки П. И. Кошелева) и офицер местного гарнизона капитан Федоров, принятые на борт в Петропавловске.

«Надежда» простояла в Петропавловске около двух месяцев. В это время Лангсдорф, впервые ступивший на землю России и имевший теперь все основания связывать свое будущее с русской службой, проявил особую заинтересованность в изучении Камчатки. Хозяйство полуострова, его люди надолго стали предметом размышлений путешественника и нашли серьезное отражение в его научном творчестве. Главной мыслью Лангсдорфа было предложить какие-либо улучшения, усовершенствования, реформы, причем в планах предусматривавшихся ученым преобразований уже в эту раннюю пору его деятельности можно было подчас отметить прогрессивные для тогдашней России буржуазные тенденции. «С отменным удовольствием устремил я в сие время первые мои взоры на сельские страны Камчатки... — сообщал Лангсдорф Крафту в письме, отрывок из которого был вскоре опубликован в переводе с немецкого. — Первая потребность для сей страны состоит в том, чтобы более заселить оную и иметь добрых землепашцев, ремесленников и промышленников. Здесь вовсе не достает тех познаний, которые в просвещенном государстве служат к удовлетворению первых необходимостей; как например: весьма бы нужно завести здесь гончарную работу, кирпичные заводы, варение мыла и соли и иметь искусных людей в ловлении китов, в солении и сушении рыб и пр.; так же весьма полезно бы устроить мельницы, обсушить болотистые места и проч. По изобилию различных физичёских предметов, здесь найденных, делаю уже я вообще заключение, что земля сия способна к большему усовершенствованию и заслуживает особенное внимание».44 В письме Блуменбаху, датированном 23 августа, Лангсдорф описывал физико-географические особенности Камчатки и подробно развивал мысль о том, что полуостров следует снабжать всем необходимым, наладив торговлю с Японией и Китаем, а не везти товары из Европейской России через Сибирь.45