Андраш Рона-Тас - Монголия. Следами номадов

Пополудни выбрались мы на прогулку в Летний дворец. Это строение интересовало меня особенно с точки зрения на свою похожесть на дворец Богдо-гегена в Улан-Баторе. Сравнение нескольких фрагментов подсказало предположение, что при строительстве обоих зданий могли работать те же самые строители. Пекинский Летний дворец – это, собственно говоря, просторный сад с храмами, строениями, променадами и озером.

Похоже, в конце минувшего столетия королева Цы-ши приказала построить этот дворец за деньги, предназначенные на развитие флота. Правда, что японцы по этой причине победили китайский военный флот, но дворец Летний будет вечно возвещать красоту китайской архитектуры. Здесь имеется изготовленное из бронзы небольшое святилище буддийское, фарфоровая пагода, золочёная статуя Будды и длинные крытые променады. На озере видим чудесный каменный корабль. Посетители ищут возможности освежиться в плавании на лодках. Есть здесь один кораблик в форме дракона, похоже, построенный в периоде более позднем и происходящий из Южного Китая. Большие лодки напоминают гондолы, и толкают их с помощью длинных шестов. С одного из находящихся на территории парка взгорий видно весь Пекин. Во дворце устраиваются часто выставки. Когда бы кто-то хотел во время прогулки по парку приглядеться только ко всяким формам окон, то имел бы развлечение в течение целого полудня.

У нас оставалось немного времени, чтобы всё осмотреть. В конце восхищаемся одноэтажным храмом, возведённом на огромных каменных глыбах, а потом проходим мимо домов с многокрасочным фаянсовым фасадом и возвращаемся в сторону города.

Во время шатания по Пекину уладил я также только все мои служебные вопросы. Посетил я Главную Национальную Школу, Институт языкознания, а также Национальный Дворец Культуры, где нашёл множество ценной информации о монгольской и тибетской народностях в Китае. Познакомился я также с несколькими работающими в Пекине молодыми учёными из монгольского автономного региона в Китае, называемого Внутренней Монголией.

Лишь когда имели мы время, ходили с приятелем улицами города. Всегда было что-то новое для осмотра. Например, пекинские странствующие ремесленники носят свою «мастерскую» на длинных жердях. Купец с оливковым маслом имеет деревянный молоток, который ударяет о кусок планки при каждом его шаге. Ремесленник, занимающийся ремонтом посуды и мелких вещей, носит материалы и инструмент на плечах в двух корзинах, подвешенных на концах жерди. Из одной корзины свисают две медные тарелки, которые ударяются одна о другую в ритме движения, громко сигнализируя о приближении хозяина «мастерской».

Собственным голосом пользуются только купцы: наибеднейшие – торгующие арбузами, а также наисовременнейшие – продавцы мороженого.

Продолжающееся несколько дней «интермеццо» в Пекине быстро закончилось. В результате проведённых мною бесед начали вырисовываться будущие возможности экспедиции в Тибет.

Обратную дорогу домой прервал я на несколько дней в Улан-Баторе, затем одну неделю добирался в Москву. Здесь я также приобрёл новые знакомства с монголистами и посетил несколько коллег, с которыми встречался уже в Улан-Баторе.

После трёх с половиной месяцев, которые прошли с минуты выезда из дома, снова находился я в аэропорту Ферихеги в Будапеште.

Снова в воздухе. Вдоль железной дороги трансмонгольской. Сайншанд. Как делают кумыс? Пастухи переквалифицируются в рабочих. Венгры выдавливают воду из пустыни.

Мне потребовалось много времени, чтобы привыкнуть к шумной и подвижной жизни в Будапеште. Тишина бескрайних степей вкрадывалась часто ко мне вечерами, когда я, сидя у письменного стола, перелистывал мысленно воспоминания о Монголии и планировал новый выезд.

Летом 1958 года благодаря помощи Министерства Просвещения я снова имел возможность поехать в Монголию и продолжить свои исследования, начатые в прошлом году. В этот раз я трогался в дорогу один, так как мои товарищи по предыдущему путешествию собирались в это время работать в другом направлении. Когда я в аэропорту прощался с ними, с сожалением подумал, как сильно будет не хватать мне наших сердечных вечерних бесед и полезных дискуссий по ежедневной работе. У меня не было много времени на прощание, так как через мегафон пригласили пассажиров московского самолёта на посадку.

Полёт был для меня своего рода новостью, так как в это время я летел самолётом «ТУ-104», который сократил мне дорогу до неполных трёх дней. Я быстрее долетел до Москвы, чем моя семья возвратилась трамваем из аэропорта Ферихеги до жилья в районе Келенфёлд.

В Улан-Баторе приветствовали меня старые знакомые. Я также приветствовал столицу Монголии, как старый приятель. Когда в отеле «Алтай» я сгрузил мой багаж, через минуту у меня создалось впечатление, как бы вообще отсюда не выезжал, как бы не проехал 14000 километров до Будапешта и обратно, но поехал, самое большее, на прогулку по окрестности.

Первые дни прошли у меня в посещениях знакомых и приготовлениях к путешествию, запланированному в этот раз в юго-восточную территорию Монголии. Она является наименее исследованной частью страны.

Пополудни ко мне пришёл приятный молодой монгол.

– Сухэ-Батор, – представился он. – Это только случайное стечение обстоятельств, что зовут меня так, как великого революционера [5].

Преподаёт он в университете в Улан-Баторе. Он будет моим проводником. Знаем мы друг друга едва полчаса, а имеем темы для бесед на много часов.

Быстро завязалась дружба. Мы с ним примерно одного возраста.

15 августа будят меня в шесть часов утра. Сухэ-Батор уже ждал готовый в дорогу. Я надел на себя монгольское deel. Из того соображения, что в провинции монгол предпочитает ходить в традиционном наряде. Может быть, потому, что является он более удобным; а может быть, потому, что он к нему привык или требует этого приличие. Город всегда несколько чужой для монгола. Он приспосабливается к нему, мудро принимает правила городской жизни, но в степи стряхивает с себя городскую пыль. Большинство монголов до сих пор ещё кочует. Если даже переезжает в город, то когда представляется только оказия, бежит он, возвращаясь в бескрайние степи. Во время путешествия я много разговаривал с Сухэ-Батором на тему оседлости монголов. Как он утверждал, большинство даёт себе отчёт, что оседлый образ жизни является более удобным и безопасным, но сильнее аргументов есть традиция и привычка. Жизнь в юрте также имеет свои достоинства, например, лёгкость переезда, легко пропускающее летом воздух жилище, лучшее обеспечение мясом и не стеснённый ничем образ жизни в степях.