Юрий Долетов - Страна «гирин герен»

У жителей селенья Уквулу, находящегося километрах в ста от Энугу, намечался очередной праздник ямса, правда, несколько ранее обычного. «Корешки» заставили: созрели на этот раз, когда еще не отошли совсем тропические ливни.

Главная забота устроителей праздника состояла в том, чтобы дождь не испортил торжества. Они, не раздумывая, решили обратиться к местному знахарю. Тот долго ломался, набивая себе цену, а согласившись обеспечить безоблачную погоду, выдвинул условие — пусть ему дадут кувшин тумбо, белого петуха, бананов, перца и другие необходимые для заклинания материалы. Все, что просил знахарь, было незамедлительно доставлено.

После жертвоприношения знахарь, театрально подняв руки к небу, твердо поклялся, что дождя в деревне не будет ровно два дня. Под бой тамтамов началось веселье. И тут-то в самый разгар праздника на головы селян обрушился ливень, не затихавший до вечера. Незадачливый заклинатель был наказан — с шутками и смехом его усадили на несколько часов в огромную лужу.

— Знахарь становится не тем, что был раньше. Изворотливей, что ли, — продолжает рассказ Чуди Ачуфуси. — У каждого своя клиентура, за счет которой они живут и кормятся, и, чтобы клиентура не отбилась, затягивают ее в паутину обмана, запугивают, пускаются на разные уловки. К травам и снадобьям «целители» добавляют теперь таблетки и порошки, которые тайком покупают в аптеках сами или через подставных лиц. Лекарства зачастую применяют невпопад. Такое врачевание приносит больше вреда, чем пользы. Как в тот раз…

Случилось это в ту пору, когда Чуди Ачуфуси одиноко просиживал в кабинете.

Однажды в дверь несмело постучали.

— Войдите!

В кабинет робко протиснулся худой мужчина в намокшей одежде, видимо, добирался издалека и попал под дождь. В руках он держал ребенка, закутанного в кусок домотканой материи.

— Спасите сына, доктор! Умоляю!

Ребенка положили на кушетку, распеленали. Мальчик с помутневшим взглядом едва заметно дышал.

Рубцы на теле знахарь уже приложил руку. Минутку, так и есть: острый аппендицит. Чуть бы пораньше. А теперь…

О неудаче не хотелось думать. Медицина еще не всесильна. От неудач, к сожалению, не застрахованы даже опытные врачи. Но у них за плечами — годы практики, жизнь. В Москве он оперировал, и не раз. Тут впервые, больной особый. Не его, доктора, вина, что болезнь запустили. За плохой исход операции вряд ли кто упрекнет. Слишком тяжелая ситуация. Направить к другому врачу? Тоже не выход, разнесут, что струсил, спасовал. Да и время не терпит. Если сам возьмется и не получится… Надо решаться.

— Будем оперировать! Срочно!

Отец ребенка остался в коридоре. Одежда начала источать каплю за каплей, и вскоре на полу образовалась небольшая лужица. Нигериец мял кусок материи, посматривал на часы — что-то медленно движутся стрелки. Он не заметил, как подсохла одежда, а на полу, где была лужица, осталось лишь расплывчатое пятно.

Кто-то тронул за плечо, нигериец вздрогнул. Перед ним, вытирая платком испарину на лбу, стоял доктор, к которому он принес сына.

— Успокойтесь. Сын будет жить. Полежит только у нас. Тогда-то впервые и отстучали тамтамы, что в Энугу приехал новый доктор. Вначале Чуди Ачуфуси называли «доктор, который учился в России», а потом для краткости переиначили — «русский доктор».

О нем заговорили как о хорошо знающем свое дело специалисте. От пациентов не стало отбоя.

Вскоре выздоровевшего Демиана выписывали. Френсис Океку схватил сына на руки, прижал к груди.

— Спасибо, доктор! Спасибо! — придерживая сына, достал из кармана деньги. — Это вам.

Деньги врачу за лечение в Нигерии давать положено. Океку комкал ассигнации, Чуди Ачуфуси молчал. В нем боролись два чувства.

Все же он работал, делал операцию. Он спас мальчика. Его отец в порыве невыразимой признательности благодарит спасителя, предлагает деньги. Что тут особенного, может, не стоит ломать голову и взять? А односельчане, советские люди, дом, учеба, диплом — все бесплатно, все бескорыстно.

Океку-старший зашарил по карманам.

— Уберите, пригодятся еще. За сына не волнуйтесь. У меня для него небольшой подарок — «московская барышня», — доктор протянул мальчугану дарящую теплоту улыбки куклу-матрешку.

…На другой день после поездки в глубинку я был в больнице. Чуди Ачуфуси о чем-то спорил с рассудительным, спокойным профессором Фебианом Кудеку.

— Может, вас послушает? — сказал профессор, обращаясь ко мне. — Я ему втолковываю, что нужно двигаться вперед — поступать в аспирантуру.

— Простите, учитель, на месте не стою.

— Вот-вот.

— Успеется с аспирантурой, материала мало накопил. А сейчас, простите, я вас покину. Медсестры и фельдшера ждут — занятия у меня с ними.

Мы остались одни.

— Вот она, молодость. Жаль. Я ему даже рекомендательное письмо для аспирантуры составил. А он… Вероятно, и нам надо стать такими, как наш молодой коллега, — сказал профессор. — Больше для других старается, чем для себя. Из-за этого один врач ушел из больницы, здорово схлестнулись…

Разговор был тяжелым. Врач, назову его г-н Н., один из тех, кто щеголял в модном костюме заморского покроя, напирал на Чуди Ачуфуси:

— С тобой невмоготу стало работать.

— Как понимать?

— Пациентов отбиваешь.

— Сами идут.

— Сами, — скривился г-н Н. — Они на нас после тебя и не смотрят. Чудак, не тобой введено. Как у нас говорят, «человек, не имеющий денег, не может утверждать, что он мудр». На деньги, что дают за лечение, можно со временем купить автомашину, открыть свою клинику. Собственная практика — самый быстрый и короткий путь к богатству.

— В Нигерии есть и другая присказка.

— Интересно, какая?

…Как-то в лесу сошлись буйвол и поросенок. Каждый из них до этого бродил порознь и теперь был рад встрече. После знакомства порешили искать пропитание сообща. Сказано — сделано. Но согласие царило лишь до тех пор, пока друзья не добрались до развилки. И тут-то они стали спорить, по какой из двух дорог идти дальше.

Буйвол предложил ту, что была длиннее. Поросенок, наоборот, настаивал на короткой. Спорили долго, но так ни о чем и не договорились, еще больше рассорились. И тогда каждый выбрал дорогу по своему разумению. Буйвол пошел по длинной и, хотя намаялся, добрался целым и невредимым до намеченного места. Поросенок свернул на короткую, которая вывела его к болоту. Не желая возвращаться обратно, он двинул напрямик, завяз в трясине, да так там и остался.

— Что ты этим хочешь сказать? Что я поросенок?

— Нет! Самая короткая дорога часто никуда не ведет. Нельзя для себя одного жить. Есть люди совершенно иных жизненных устремлений.