Николай Ломакин - Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов (сборник)

– Слуга? – вскричал собрат Барнума, поглаживая густейшую седоватую бородку. – У меня их двое, послушных, верных, они ни за что меня не покинут, хотя служат даром, им только и надо, чтобы я их кормил… А вот и они! – пояснил он, показывая собеседнику две мускулистые руки, обвитые жилами, толстыми, как струны контрабаса.

– Выходит, я вам не пригожусь? Никак?

– Никак.

– Черт возьми! А мне было бы так кстати поехать с вами!

– Вон оно что? – достопочтенный Батулькар фыркнул. – Да вы такой же японец, как я обезьяна! Зачем же вы так вырядились?

– Каждый одевается, как может.

– Что ж, верно. А вы француз, да?

– Да, парижанин из Парижа.

– Так вы, небось, умеете рожи корчить?

– Черт побери, – проворчал Паспарту, уязвленный тем, что сообщение о его национальности вызвало подобный вопрос, – мы, французы, и правда умеем гримасничать, но не лучше американцев!

– Это точно. Стало быть, как слуга вы мне не нужны, но я могу взять вас клоуном. Тут вот какое дело, старина: во Франции ценятся шуты-иностранцы, а за ее границами – французские шуты!

– А, понятно.

– Кстати, вы сильный?

– Особенно когда встаю из-за стола.

– А петь умеете?

– Да, – заявил Паспарту, который в свое время поучаствовал в нескольких уличных концертах.

– Но сможете ли вы петь, встав на голову так, чтобы на подошве вашей левой ноги вертелся волчок, а на подошве правой балансировала обнаженная сабля?

– Да запросто, черт возьми! – отвечал Паспарту, вспомнив фокусы, которые он проделывал в юные годы.

– Ну, то-то! Видите ли, тут больше ничего и не требуется, – обрадовался достопочтенный Батулькар.

Договор был заключен hic et nunc [4].

Наконец-то Паспарту нашел себе место! Его наняли в знаменитую японскую труппу с условием, что он будет делать все, что потребуют. Не такуж лестно, зато через неделю он уже будет плыть в Сан-Франциско.

Представление, так широковещательно объявленное достопочтенным Батулькаром, должно было начаться в три часа, и вскоре оглушительные инструменты японского оркестра – барабаны и тамтамы – уже грохотали у дверей балагана. Естественно, что у Паспарту не было времени выучить какую-нибудь роль, но он должен был подпирать своими могучими плечами большую человеческую пирамиду из «Длинных Носов» бога Тенгу. Этот «гвоздь программы» венчал серию номеров представления.

К трем часам зрители до отказа заполнили просторный балаган. Европейцы и местные жители, китайцы и японцы, мужчины, женщины, дети толпой устремились внутрь, занимая узкие скамьи и ложи напротив сцены. Музыканты разместились в глубине помещения, и оркестр в полном составе – гонги, тамтамы, трещотки, флейты, тамбурины и большие барабаны – грянул что было сил.

Само по себе зрелище было в том же роде, как любое другое представление акробатов. Однако надо признать, что японцы – лучшие в мире фокусники. Один из жонглеров, вооружась веером и маленькими клочками бумаги, изобразил – и как изящно! – бабочек, порхающих над цветами. Другой, выпуская из своей трубки струю благовонного дыма, быстро чертил ею в воздухе голубоватые слова, из которых складывалось приветствие в адрес уважаемой публики. Третий жонглировал зажженными свечами, задувал их, когда они пролеталиу его губ, снова зажигал одну о другую, ни на миг не прерывая своих завораживающих упражнений. Еще один проделывал самые невероятные трюки с вертящимися волчками: эти жужжащие игрушки, казалось, оживали в его руках, обретали независимость в своем безостановочном вращении, бегая то по чубуку трубки, то по остриям сабель и по тонким, как волосок, проволокам, протянутым от одного края сцены к другому. Они кружились, взлетая на стенки огромных стеклянныхчаш, скакали по ступенькам бамбуковой лестницы и разбегались во все углы, издавая при этом звуки различного тембра, создающие впечатление странное, но по-своему гармоническое. Фокусники даже жонглировали ими – они и в воздухе продолжали вертеться. Их подбрасывали деревянными ракетками, как воланы, а волчки, знай, вертелись. Их рассовывали по карманам, а когда вынимали оттуда, они все еще вертелись, пока пружинка их завода не обмякала, взметывая над ними под конец целый сноп бенгальских огней!

Бесполезно описывать здесь все увлекательные упражнения акробатов и гимнастов труппы. С изумительной четкостью они проделывали свои номера на лестнице, фокусы с шестом, шаром, бочками и прочие, но все же главным гвоздем программы были «Длинные носы»: такой потрясающе искусной эквилибристики Европа еще не знала.

Эти «Длинные носы» являли собой обособленное сообщество, состоящее под непосредственным покровительством бога Тенгу. Они носили одежду во вкусе средневековых глашатаев и прицепляли на плечи пару великолепных крыльев. Но их главным отличием был длинный приставной нос. Особенно примечательно то, как они им пользовались. Эти носы длиною в пять, шесть и даже десять футов изготавливали не иначе как из бамбука, причем по-разному: среди них встречались прямые и крючковатые, гладкие и пупырчатые. Носы надежно закреплялись на лицах, и все свои акробатические упражнения артисты производили с их помощью. Сейчас около дюжины поклонников бога Тенгу легли на спину, а их товарищи принялись резвиться на их носах, торчавших, словно громоотводы. Они прыгали, перелетали с одного носа на другой и выделывали при этом фокусы самые невероятные.

Как было заранее объявлено, в заключение публике будет продемонстрирована человеческая пирамида: полсотни «Длинных носов» изобразят колесницу Джаггернаута. Но вместо того, чтобы строить пирамиду, опираясь друг другу на плечи, артисты достопочтенного Батулькара должны были для этого пользоваться исключительно своими носами. А поскольку один из тех, кто занимал место в основании колесницы, из труппы ушел, Паспарту, как парню довольно ловкому и крепкому, было поручено заменить его.

Конечно, малый чувствовал, что его достоинство несколько ущемлено: он приуныл, когда пришлось – это так напоминало его бедную юность! – облачиться в украшенный разноцветными крыльями средневековый наряд, а тут ему еще приладили этот шестифутовый нос! Но, в конце концов, раз Паспарту суждено зарабатывать этим носом себе на хлеб, он решил смириться с таким украшением.

И вот он вышел на сцену, улегся рядом с теми из своих собратьев, кому полагалось изображать основание колесницы Джаггернаута. Распростершись навзничь на земле, все они устремили к небу свои носы. Вторая группа эквилибристов пристроилась на их концах, затем взгромоздилась третья, еще выше – четвертая, и скоро живое сооружение, державшееся только на кончиках бамбуковых носов, вознеслось до самого потолка.