Николай Ломакин - Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов (сборник)

Филеас Фогг окликнул лодочника, сел в лодку, несколько весельных взмахов – и он был уже у трапа «Генриетты», парохода с металлическим корпусом, но деревянным такелажем.

Капитан судна находился на борту. Филеас Фогг поднялся на палубу и попросил позвать его. Тот появился незамедлительно. Это был человек лет пятидесяти из породы морских волков, похоже, изрядный ворчун, субъект с тяжелым характером. Зеленоватые выпученные глаза, физиономия цвета окисленной меди, рыжие волосы, мощная шея – вот уж кого никто бы не принял за светского денди!

– Вы капитан? – спросил мистер Фогг.

– Он самый.

– Я Филеас Фогг из Лондона.

– А я Эндрю Спиди из Кардифа.

– Когда вы отплываете?

– Через час.

– Пункт назначения?

– Бордо.

– Что за груз?

– Никакого груза. Камни в трюме. Иду с балластом.

– У вас есть пассажиры?

– Нет. И никогда не будет. Обременительный товар. Кочевряжится, рассуждает…

– У вашего судна хороший ход?

– Узлов одиннадцать-двенадцать. «Генриетту» все знают!

– Возьметесь отвезти меня в Ливерпуль? И еще трех человек?

– В Ливерпуль? Почему бы не в Китай?

– Я сказал «в Ливерпуль».

– Нет!

– Нет?

– Нет. Я собрался в Бордо, в Бордо и отправлюсь.

– Так вы не перемените решение? Ни за какие деньги?

– Ни за какие деньги.

Тон капитана явно давал понять, что разговор окончен.

– Однако владельцы «Генриетты»… – начал было Филеас Фогг.

– Владельцы – это я, – отрезал капитан. – Судно принадлежит мне.

– Я его зафрахтую.

– Нет.

– Я куплю его у вас.

– Нет.

Филеас Фогг и бровью не повел. А ведь положение складывалось отчаянное. Нью-Йорк не Гонконг, где было так просто все уладить, и капитан «Генриетты» не чета сговорчивому хозяину «Танкадеры». До сих пор джентльмен устранял все препятствия при помощи денег. На сей раз деньги не помогли.

Между тем ему было необходимо так или иначе найти способ пересечь Атлантику на корабле, не на воздушном же шаре лететь, это уж слишком рискованно. Да к тому же и невыполнимо.

Похоже, однако, что Филеаса Фогга посетила некая идея. Он сказал капитану:

– Ладно, а в Бордо вы согласитесь меня доставить?

– Нет. Разве что вы мне заплатите двести долларов!

– Предлагаю вам две тысячи (10 000 франков).

– На человека?

– На человека.

– При том, что вас четверо?

– Да.

Капитан Спиди так энергично потер себя по лбу, словно пытался содрать кожу. Заработать восемь тысяч долларов, даже не изменив маршрута, – такое предложение стоило того, чтобы пересилить, как ни трудно, свою ярко выраженную неприязнь к пассажирам, кем бы они ни были. К тому же пассажир за две тысячи долларов – это уже не пассажир, а драгоценный товар.

– Я отплываю в девять, – коротко сказал капитан Спиди. – А вы-то с вашимиуспеете?..

– В девять мы будем на борту! – также коротко отвечал мистер Фогг.

Часы показывали половину девятого. Сойти с «Генриетты», сесть в экипаж, доехать до гостиницы «Святой Николай», захватить с собой миссис Ауду, Паспарту и даже неразлучного Фикса, чей проезд он так щедро взялся оплатить, – все это джентльмен проделал, ни на миг не утратив спокойствия, присущего ему в любых обстоятельствах.

Когда «Генриетта» отчалила, на борту были все четверо.

Узнав, в какую сумму обойдется это последнее плавание, Паспарту издал одно из своих протяжных «0-о-о!», проходящих по всем ступеням нисходящей хроматической гаммы!

Инспектор Фикс подумал про себя, что эта авантюра влетит таки в копеечку Английскому банку. По прибытии в Лондон, даже если господин Фогг не выбросит в море еще несколько пачек банкнот, его саквояж наверняка полегчает более чем на семь тысяч фунтов стерлингов (175 000 франков)!

Час спустя пароход «Генриетта» миновал плавучий маяк, отмечающий вход в Гудзон, и, обогнув мыс Санди-Хук, вышел в открытое море. Днем он прошел мимо Лонг-Айленда в виду маяка Файр-Айленд и понесся на восток.

Назавтра, то есть 13 декабря, в полдень на мостик взошел человек, чтобы определить координаты судна. Разумеется, надо полагать, что это капитан Спиди. Ничуть не бывало! Это был Филеас Фогг, эсквайр.

Что касается Спиди, он был просто-напросто заперт в своей каюте на ключ и там бесновался, испуская злобные вопли, впрочем, хоть ярость капитана и доходила до пароксизма, такие чувства с его стороны следовало признать простительными.

Как это случилось? Да очень просто! Филеас Фогг стремился в Ливерпуль. Капитан не пожелал доставить его туда. Тогда наш джентльмен согласился следовать в Бордо, но за тридцать часов, проведенных на борту, так удачно манипулировал банкнотами, что всех, от матросов до кочегаров, привлек на свою сторону, благо экипаж состоял из довольно темных личностей да и капитан Спиди со своими людьми не ладил. Вот почему теперь его командирское место занял Филеас Фогг, капитан сидел взаперти в каюте, а «Генриетта» шла в Ливерпуль.

Однако стоило посмотреть, как мистер Фогг управляет судном, и становилось более чем ясно, что этот джентльмен некогда был моряком.

Чем кончится подобная авантюра, никто пока знать не мог. Как бы там ни было, миссис Ауду неотступно терзало беспокойство, но об этом она и словом не обмолвилась. Фикс же поначалу был ошарашен. А вот Паспарту находил, что дело оборачивается просто восхитительно.

Капитан Спиди не зря говорил, что его судно дает «одиннадцать-двенадцать узлов»: скорость «Генриетты» действительно держалась в этих пределах.

Если – сколько их, этих «если»! – итак, если море не разбушуется сверх меры, если не задует восточный ветер, если судно не постигнет какая-нибудь авария и в машинном отделении не будет поломок, «Генриетта» сможет за оставшиеся девять дней пройти три тысячи миль, отделяющих Нью-Йорк от Ливерпуля. Однако верно и то, что история с захватом «Генриетты» вместе с делом «о краже из банка» грозила завести джентльмена несколько дальше, чем он бы того желал.

Рейс проходил поначалу в самых благоприятных условиях. Море волновалось, но не слишком, день за днем дул юго-западный ветер, казалось, очень стойкий, «Генриетта» развернула паруса и мчалась вперед не хуже настоящего трансатлантического судна.

Паспарту был в восторге. Француза восхищал последний подвиг его хозяина, о возможных последствиях которого он не желал думать. Никогда еще экипаж судна не видел такого веселого, ловкого парня. Его приветливость не знала границ, он изумлял матросов своими цирковыми трюками, расточал им любезности и угощал самыми зажигательными напитками. В угоду ему матросы несли службу, как джентльмены, а кочегары раздували в топках огонь, как герои. Его лучезарное настроение, такое заразительное, передалось всем. Он забыл обо всем – о перенесенных тяготах, о невзгодах. Думал лишь о той цели, что казалась совсем близкой, и подчас так сгорал от нетерпения, как будто его самого поджаривали в топках «Генриетты». Честный малый также частенько вертелся возле Фикса, поглядывал на него так красноречиво, будто говорил: «То-то же, – однако ни слова не произносил, ведь к прежней дружбе возврата не было.