Стефан Кларк - Франция без вранья

Вот еще несколько нигде не прижившихся примеров изобретательности французов.

• Pétanque , единственный вид спорта, в который можно играть там, где гадят собаки.

• «Citroёn DS» – единственное в мире дорожное средство в виде расплющенной лягушки; обладает удивительным свойством: его пассажиров тут же начинает тошнить.

• Рычаг переключения скоростей на «Renault 4L» – прекрасное устройство, когда его не заедает.

• Примитивные мыльницы, которые обычно устанавливали в туалетных комнатах французских кафе. Обычно они представляли собой искривленную металлическую полоску, на которую клали кусок мыла овальной формы. Идея, в общем, неплоха, так как мыло всегда было под рукой, не падало на пол и не таяло в раковине. Однако на деле все оказалось хуже некуда: кусок мыла (как правило, ярко-желтого цвета) в большинстве случаев служил местом экспозиции той гадости, какую на него нацеплял предыдущий посетитель туалета. Все очень обрадовались, когда был изобретен раздатчик жидкого мыла, и с его французским предшественником было покончено. [12]

У французов, разумеется, есть немало оснований гордиться собственной изобретательностью, поскольку именно они подарили миру ряд великих открытий: бикини, подводное плавание со скубой, шрифт Брайля, метод пастеризации, воздушный шар на горячем воздухе (чем не символ их характера), аккумуляторные батареи, парашют и фотографию – и это только некоторые. К тому же ряд французских технологий приобрел популярность во всем мире. Мало кто из американцев, например, догадывается, что, отправляясь на скоростном поезде из Нью-Йорка в Бостон, они едут на том, что, в сущности, является умело замаскированным французским TGV. [13]

Также французы создали ряд типично французских и весьма успешных разработок.

• Château [14]– здание, предназначенное якобы для обороны, но на самом деле исключительно для декора. Очень похоже на французскую армию в 1940 году.

• Иностранный легион – воинское подразделение, состоящее из отбывших свой срок преступников и безработных, жизнь которых так мало ценится, что их можно посылать в наиболее опасные места на выполнение самой грязной работы. Если они не вернутся, ни одно влиятельное лицо не поднимет шума из-за погибшего сына.

• Не забудем и о camping municipal , [15]до смешного дешевом (а порой и бесплатном) лагере в бесчисленных деревнях по всей Франции, где путешествующий турист может переночевать и истратить некоторую сумму в местном кафе. Французская гостеприимность во все своем блеске.

Но больше всего у французов оснований гордиться неким изысканным блюдом.

Крестьянин, додумавшийся до способа изготовления foie gras , [16]вероятно, был весьма изобретательным господином. Представьте, как он рассказывает о новом pâté [17]своим друзьям: «Надо не только покрошить обрезки мяса, как вы делаете, когда готовите другие pâtés . Следует взять гуся или утку, засунуть в глотку воронку и каждый день набивать утробу птицы сушеной кукурузой – до тех пор, пока та не потеряет способности передвигаться, увеличив свой вес вдвое. Затем вырежьте чудовищно увеличившуюся печень и положите ее на гренку».

«Ты опять перебрал абсента, Жан-Пьер, – сказали ему, верно, друзья. – Сходи проветрись на улице».

Однако старина Жан-Пьер был прав. И способ приготовления foie gras мог родиться только в голове француза. Придумай ее какой-нибудь англосакс и называйся она просто fat liver – жирная печенка, никто бы на нее и не позарился.

Излюбленным приемом француза, желающего продемонстрировать, насколько он прав, является применение риторического вопроса. Почему? Да потому что такой вопрос подчеркивает его правоту. Почему французы так часто пускают его в ход? Да потому что он придает их взглядам такую важность, что в самый раз пуститься в длительные рассуждения ни о чем: вопрос поставлен, значит, есть повод поговорить. Ему приходится самому упрашивать себя поведать о них.

Не раздражает ли слишком частое употребление риторического вопроса? Да, и ужасно.

Когда вы приезжаете во Францию, не привыкнув к риторическим вопросам, то любой серьезный разговор способен превратиться в фарс. Вы пытаетесь говорить, скажем, о новом французском фильме, герой которого, бедный, непонятый artist (сколько таких уже было за всю историю французского кино!), без конца курит и спит с шикарными женщинами в фантастически роскошных апартаментах. Поначалу вам кажется, будто вашего собеседника действительно интересуют ваши соображения.

– Почему этот фильм так похож на его последнюю картину? – обычно спрашивает француз, называя имя мэтра.

– Возможно, потому… – начинаете вы и вдруг обнаруживаете, что ваш собеседник просто излагает вам собственное мнение.

Не успеете вы прийти в себя от изумления, как будет задан другой вопрос:

– Неужели молодые французские актрисы не могут обойтись без демонстрации своих буферов? Или это предусмотрено в договоре?

– Дело в том… – начинаете вы, но опять повторяется прежняя история. До вас наконец доходит, что французам вовсе не интересно ваше мнение, они ведут беседу с собой. И в это время никто не смеет прервать их и сказать, что они не правы.

Самый забавный пример – это, наверное, первый лекционный день в парижской элитной школе « Sciences-Po ». [18]Иностранные студенты, а их здесь немало, приходят на свою первую лекцию на взводе и жаждут подискутировать с одним из наиболее уважаемых во Франции интеллектуалов. Но вот высокочтимый профессор поднимается на кафедру и начинает вещать в обычной для французов манере.

– Так когда же во Франции осознали, что в колониальной войне во Вьетнаме победить невозможно? – вопрошает он у собравшихся молодых дарований.

Руки иностранных студентов взметаются ввысь, ибо их обладатели жаждут поучаствовать в обмене мыслями, процессе, составляющем суть французской культуры.

Но их потуги пропадают втуне, так как профессор, ответив на собственный вопрос, задает следующий. Впрочем, и на этот вопрос только он имеет право дать ответ.

Иностранные студенты, допустив интеллектуальный faux pas , [19]смущенно поеживаются. Что же касается французских школяров обоих полов, понимающих, чего от них на этих лекциях ожидают (или не ожидают), то они ведут себя пассивно: одни конспектируют лекцию, другие крутят цигарки, а третьи посылают друг другу записки примерно следующего содержания «Ты находишь меня сексуально привлекательной (привлекательным)? Да, я такова (таков)».

Самый страшный вопрос, конечно же, следующий: откуда у французов такое параинодальное чувство собственной правоты? [20]Я, разумеется, не антрополог и не историк, но мне кажется, оно возникло в 1789 году, во время Великой революции. Во французском языке существует глагол, означающий «решать, кто прав и кто виноват, окончательно разрешать». Речь идет о глаголе « trancher ». [21]Вовсе не случайно он переводится и как «отрубать», например в выражении « trancher la tête de quelqu’un » – «отрубать чью-то голову».