Андрей Троицкий - По Америке и Канаде с русской красавицей

Рита страшно обиделась на меня – и была права, ведь это я придумал неудачный план поездки. Но дулась она недолго, любопытство взяло свое. Мы поднялись в замок и галопом пробежали по его залам (фотографии замка можно найти в Интернете), а затем вернулись на теплоход. Рита села на прежнее место и стала смотреть в даль. Я же, некогда уже испытавший восторги от красот здешний природы, больше ничему не удивлялся. Просто спустился в ресторан на нижнюю палубу, устроился за столиком у окна, пил пиво и смотрел телевизор.

Помнится, шла дискуссия на тему морали и нравственности. Говорили о том, что один из американских политиков во время публичного выступления назвал президента собакой. И теперь гости студии спорили, хорошо это или плохо, этично или не совсем этично, – называть действующего президента – собакой. Мнения по этому вопросу разошлись.

Через пару часов мы вернулись назад, быстро нашли человека с лодкой. Это был мужчина лет сорока пяти по имени Ричард, – впрочем, он просил называть для краткости Диком, – обветренный загорелый как настоящий мореплаватель, в выгоревшей на солнце штормовке. У него была небольшая яхта с довольно мощным мотором. Дик только что вернулся из небольшого путешествия, – показывал туристам здешние красоты, – немного устал, но не стал отказываться от предложения.

Хотя цена показалась завышенной, я не спорил, все равно не мне платить. И снова мы плыли, смотрели на острова, на лазурную воду, на маяки, разбросанные по водной глади. На их крышах гнездились коршуны. А рядом, на скалах, пища для хищников, – бессчетное множество чаек, от них рябило в глазах.

Добрались до места уже в первых сумерках.

Островок был небольшой, где-то четверть акра или того меньше, с пологими каменистыми берегами. Мы высадились на причал, прошли в глубь. Деревянный одноэтажный дом скрывали от глаз заросли молодых кустов и деревца.

С первого взгляда было понятно, что людей здесь давно не было. Окна плотно закрыты, занавески задернуты, на веранде, на белом пластиковом столе – налет мелкого песка и пыли, на дорожке треснувшая лейка, пустой цветочный горшок. Кусты роз перед домом без хозяйского ухода совсем захирели.

Рита подергала навесной замок, тронутый ржавчиной, задумчиво постояла перед дверью.

– Что будем делать?

– Плыть обратно, – ответил я. – Ничего другого не остается. Не ночевать же здесь.

– Черт, надо обратиться в полицию.

Рита прошлась по берегу, побродила по острову, будто искала что-то очень страшное: свежие захоронения или трупы, замаскированные сломанными ветками. Она вернулась и вздохнула с облегчением – ничего. Если начистоту, – Рита кое в чем-то была права, поводов для оптимизма – не так немного, тетки след простыл. Но в ту минуту мне хотелось немного ободрить спутницу.

– Мы найдем Лизу быстрее, чем полиция, – сказал я. – Обязательно найдем. Человек – ведь не иголка.

Мы снова сели в лодку и возвращались назад уже в густых сумерках, сквозь которые пробивались огни маяков.

Почти двести миль до Торонто мы одолели на удивление быстро. Окрестный пейзаж не так сильно отличался от пейзажа американского. Уже убранные пшеничные поля, небольшие поселки, одинокие фермы. Ярко желтое перестоявшее жнивье, пронзительно синее небо. Перелески молодых березок и снова поля. Попадаются таблички: «Продается 60 акров земли» или «Продается дом и 100 акров земли». Честно скажу, тяжело смотреть на эти объявления.

Эта глубокая тема достойна отдельной серьезной книги. Только замечу: земля здесь хорошая, благодарная, но фермерский труд – не самое привлекательное будущее для молодежи. Люди продают землю, уезжают в города. На смену средним и мелким хозяйствам приходят крупные аграрные холдинги.

И это – потеря настоящего хозяина земли, утверждении на ней транснациональных гигантов, корпораций, занятых чистой экономикой, погоней за прибылью, утилитарным расчетом, – без капли романтики и поэзии, без чувства любви к земле, – драматическая черта нашего времени. Я знаком не несколькими американскими фермерами и представляю, насколько это тяжелый труд, не могу осуждать людей, принявших решение расстаться с землей.

Но все-таки жаль, что они уходят.

В центре Торонто много автомобильный развязок, если проехать по самой высокой, открывается захватывающий вид на скопление небоскребов у прибрежной полосы озера Онтарио. Изумрудная вода, дома, светлые, под цвет озеру, с прожилками блестящих металлических конструкций. Небоскребы Торонто похожи – почти все они, – полированная сталь, стекло светло-изумрудного цвета, – это создает иллюзию легкости и простора.

Город открывается широкой панорамой этих громадин, которые не создают давящего тяжелого ощущения, которое возникает в Манхеттене, где высотные дома, облицованные темным или серым камнем, сидят один на другом, доставая до неба, закрывая его, – а внизу зажатые со всех сторон ущелья узеньких шлиц, забитых машинами и людьми. Здесь все наоборот, – светло, широко, просторно. Но если продолжить сравнение, – нет той старинной благородной и романтической породы, которая складывается десятилетиями, породы, которая зримо проступает в наиболее живописных кварталах Манхэттена, формирует его облик. Здесь только печать новизны, архитектурного модерна.

Венчают картину, разрезая панораму надвое, вертикаль, этакий стальной блестящий шпиль телевышки CN Tower, похожей на никелированный шприц, – самого высокого технического сооружения Северной Америки, – 553 метра. Всего на 13 метров выше Останкинской телебашни, но и моложе на девять лет.

Позже мы с Ритой поднялись на обзорную площадку башни, – 447 метров. Она двухэтажная. На нижнем этаже есть место, где пол стеклянный. Любителям острых ощущений понравится. Походкой паралитика я, бледный и несчастный, с онемевшим застывшим лицом, все-таки прошелся взад-вперед, но смотреть вниз не мог. Голова кружилась, ноги сделались тяжелыми, но под взглядом Риты (она ходить по стеклянному полу не рискнула) я старался казаться мужественным человеком, которому все нипочем.

На другом этаже открытая круглая галерея с видом на окрестности, гуляет ветер, чувствуется высота, дыхание большого города.

Но мы отвлеклись… Путешествие с Ритой выдалось долгим, не то чтобы я устал, но были некоторые обязательства, их надо выполнять. Лежала недописанной книга. Кроме того, я обещал издательству письменно высказать свое мнение о двух толстых романах, авторы которых – подающие надежды молодые авторы. Затягивалась работа над сценарием для телевидения.

Да и вообще, я не профессиональный путешественник, чтобы неделями блудить ногами по земле в поисках новых ощущений. Иных путешественников я плохо понимаю: чего они ищут, чего хотят вынести из своих экскурсий, что узнать? Где прячется счастье? Кому на земле жить хорошо? Какого цвета море? Словом, мне надо было возвращаться назад, а неуловимая Ритина тетка снова выкинула коленце, точнее дело даже не в тетке…