Валентин Аккуратов - Право на риск

В проливе Неймайера было тише.

Толкнул Мазурука в спину, показал на чернеющие впереди базальтовые скалы, каменистую морену:

— Мыс Аук!

Мы впервые подходили к зимовке этим путем, и Илья Павлович, кивнув, снизился. Мазурук знал, что скрывается за этим названием. Мы ходили сюда на лыжах. Этот мыс — место гибели славного русского исследователя Георгия Седова. Здесь в морозный пуржистый день 1914 года разыгрался трагический финал одной из схваток за Северный полюс.

В сердце и чувство боли, и гордость. Боль за преждевременную гибель прекрасного человека и гордость за его смелую святую дерзость.

Несколько кайр и чаек сорвались со скал и клочками белой пены ринулись в море.

Мазурук снизил машину метров до пятидесяти. Я достал фотоаппарат, чтобы с воздуха запечатлеть этот суровый клочок обнаженной ото льда скалы.

Мы смотрим вниз. У самой воды осыпь мелких камней — морена подтаявшего ледника. Где-то здесь верные спутники Седова матросы Линник и Пустошный похоронили своего мужественного командира. Никаких признаков погребения — а с воздуха холмик был бы особенно заметен — нет. И ничего общего в абрисе скал и той зарисовки, которую сделали после похорон матросы. Предельно верные, по малограмотные моряки могли и ошибиться в определении места, а может быть, конфигурация мыса за прошедшее время сильно изменилась.

Среди серых камней пестрят яркие желтые цветы полярного мака. Он растет повсюду, где только обнажается на острове земля, точнее, каменные осыпи, морены. Особенно много цветов на южных склонах острова, там, где расположены и птичьи базары. И кажется, что желтое яркое солнце разбрызгано по земле.

Сделав несколько кругов, мы берем курс к зимовке.

Вскоре мы получили приказ быть готовыми к обеспечению перелета через полюс Чкалова, Байдукова и Белякова. Семнадцатого июня большой четырехмоторный и многострадальный «Н-169» был откопан нами из-под снега после жестокой пурги и подготовлен для взлета на случай, если экипажу беспосадочного перелета Москва — Северный полюс — Америка понадобится помощь.

Стояла отвратительная, промозглая, пасмурная погода. Аэродром на куполе часто затягивало облачностью. Временами налетал снегопад. Мы дежурили у машины с прогретыми моторами, готовые подняться в воздух без промедления. Снизу, с зимовки, нам по телефону сообщили об этапах перелета. «СССР N-25» шел к острову Рудольфа, ориентируясь на радиомаяк.

Восемнадцатого июня в ноль часов двадцать восемь минут с борта «N-25» передали, что самолет прошел траверз Рудольфа, оставив остров справа.

Илья Павлович Мазурук как международный спортивный комиссар ФАИ зафиксировал время.

Спустя шесть часов Папанин сообщил, что, хотя небо над ними сплошь затянуто облаками, на дрейфующей станции «Северный полюс» был ясно слышен шум моторов машины Чкалова. Станция дрейфовала в то время на сто с лишним километров левее полюса. А вскоре «СССР N-25» прошел и над самым полюсом. На следующий день нашу вахту сняли.

На зимовке, среди товарищей, мы с великой радостью слушали сообщения о завершении полета, о теплом приеме отважной тройки американцами.

Потом мы стали готовиться к полетам над островами. Машина «Н-36», зимовавшая здесь два года, находилась все это время в ангаре. Поэтому все ее железные и стальные части намагнитились.

Самолет превратился в огромный магнит с очень сложным индуктивным полем. И компаса на нем, естественно, не работали. Что уж мы ни предпринимали с ними в течение всего нашего пребывания на Рудольфа, показания их оставались дикими. Пришлось установить компас на крыле, а для его проверки смонтировать солнечный указатель курса, по которому мы летели в лагерь папанинцев.

Вскоре нам сообщили, что ледокол «Садко», который вез на остров горючее и продовольствие, попал в тяжелую ледовую обстановку и встал. Погода как на грех была нелетной. Низкая облачность уже несколько дней затягивала горизонт. Однако с борта «Садко» слали телеграмму за телеграммой, убеждая: мол, у них погода неплохая.

— Не нравится мне погодка… — Мазурук мотал головой и щурился на лохматые сплошные тучи, которые плыли на высоте метров пятидесяти.

Мне толстый слой низкой облачности тоже не внушал радужных иллюзий, что, мол, стоит отлететь от базы на тридцать-сорок километров, и погода изменится, словно по волшебству. Но выручать ледокол надо было, и мы вылетели. На двухстах метрах двинулись по границе верхней облачности в сторону острова Гукер. Там находился «Садко», уткнувшийся носом в сплошной паковый лед.

Весь архипелаг, насколько хватал глаз, покрывала белая пелена. Кое-где из нее торчали вершины островов. Они-то и служили нам ориентирами. Ветер был встречным, мы еле плелись. Добрались до торчащего из туманного месива купола острова Джексона, отчетливо увидели вершины еще двух — слева Салисбери, справа Артура.

— Куда лететь? — обернулся ко мне Мазурук.

— Дай разобраться.

— Ну-ну…

Я сверился с картой. Если перед нами действительно острова Салисбери и Артура, то рядом должны быть еще два купола островов Эдуарда и Гармсуорт. По карте их высоты достаточны, чтоб возвышаться над облачным месивом.

Но ни острова Эдуарда, ни острова Гармсуорт не было.

— Что потерял? — спросил Мазурук.

— Острова…

— Будь они неладны. Пойдем вниз. Поищем. Может, завалились куда?

— Нет, — ответил я. Мне было совсем не до шуток. Карты английского адмиралтейства, которыми мы пользовались, почитались самыми точными. И мы до сих пор верили им не напрасно. Каждый пятачок, отмеченный на них, действительно существовал. А тут пропали целых два острова высотой более двухсот метров. Было отчего голову потерять и усомниться в своих штурманских способностях.

Идти вниз, в туман, и там натолкнуться на каменные глыбы этих злополучных островов? Ни респектабельный Эдуард, ни Гармсуорт, ей-ей, не стоили того. Лучше как-нибудь в другой раз при хорошей погоде полюбоваться их базальтовыми скалами. Сейчас нам ни к чему рисковать.

Вон впереди характерный двугорбый купол Земли Георга, там и пойдем вниз. Оставив купол справа, нырнули в туман. Выскочили метрах в тридцати от моря и увидели чистую воду.

— Где льды? Где «Садко»? — поинтересовался Илья.

Я сделал этакий неопределенный жест, который мог означать все что угодно, кроме точного ответа. Торопливо занялся пересчетом своих выкладок. Ага, кажется, я давал слишком малую поправку на снос ветром.

— Поверни, Илья, на запад.

— А потом куда? — спросил Мазурук сердито. Ответственность за поиски ледокола лежала на штурмане, и командир был вправе требовать, чтоб его не водили за нос. Бензина-то оставалось на полтора часа лету. А возвращаться в такую погодку на Рудольфа по компасам, без радионавигации — дело безрассудное.