Галимов Брячеслав - Большая волна

Старик кивнул и подслеповато прищурился, разглядывая Такэно.

– Ты воин? – спросил настоятель.

– Да, отец мой.

Настоятель вздохнул и замолк. Такэно испугался, что старик опять впадет в задумчивость, но тот пожевал губами и изрек:

– Хорошие и дурные дела преследуют человека, как тени, из одного существования в другое. Это его карма, его воздаяние.

– Да, отец, – согласился Такэно.

Старик помолчал, глядя в пустоту, а затем сказал:

– Наш мир не есть боевая арена, за победы и поражения на которой будут награды и наказания в будущем мире, – наш мир сам есть страшный суд, который каждому воздает по заслугам.

– Да, отец мой, – Такэно согласился и с этим.

Настоятель покивал головой, еще помолчал, а затем произнес уже довольно длинную тираду:

– Наша жизнь – эпизод, нарушающий душевный покой Ничто. Будущее ненадежно, прошедшее невозвратно. «Мир быстротечен. Дым от свечи уходит в дыру на крыше», – написано поэтом. Поэты слышат музыку небесных сфер… Вселенная делится на семь сфер, во главе них стоят Божественные сущности, окружающие высшую, творящую Сущность. Движения, производимые творящей Сущностью, суть ритмические колебания, воспринимаемые теми, кто способен к такому восприятию. Формы, создаваемые Сущностью, совершенны: примером могут служить снежинки, которые в безукоризненной правильности своих построений – только подробность, отражающая гармонию Высшей Сущности… А жизнь земная подобна маленькому темному облаку, которое ветер гонит над озаренной солнцем равниной: перед ним и за ним всё светло, только оно само постоянно отбрасывает от себя тень… Смерть – пробуждение от тягостного кошмара.

– Да, отец, – покорно соглашался Такэно.

Старик, устав от своего монолога, замолчал надолго. Такэно терпеливо ждал.

– Храбрость – уверенность, трусость – страх и презренное сомнение! – внезапно громким голосом проговорил настоятель.

– Да, отец мой, – едва не задремавший Такэно вздрогнул от неожиданности.

– Иди, – сказал ему настоятель безо всякой паузы.

– Отец мой? – не понял сразу Такэно.

– Оставь меня.

Такэно низко поклонился и пошел к выходу из комнаты. У самых дверей он услышал, как старик снова чихнул.

– Будьте здоровы, отец мой, – выпалил Такэно.

Настоятель не услышал его слов, – он опять погрузился в свои мысли.

…Такэно быстро догнал отряд князя. Завидев юношу, князь велел ему ехать рядом с собой, а другим воинам приказал следовать поодаль.

– Ты тоже не задержался у настоятеля, – заметил повелитель. – Ну, что он тебе сказал?

Такэно наморщил лоб, вспоминая:

– Он сказал, что мир – не арена, а суд. Хорошие и злые дела преследуют нас… Это закон воздаяния, карма… Вселенная делится на семь сфер, поэты слышат божественную музыку Вселенной… Наша жизнь подобна туче, а смерть – пробуждению ото сна… И еще о снежинках, в которых отображается гармония Высшей Сущности.

Князь рассмеялся.

– Настоятель монастыря Микото – очень мудрый человек, но его порой бывает трудно понять. Поэтому он и пользуется всеобщим уважением: за свою мудрость и за то, что ее трудно понять. Трудная для понимания мысль всегда вызывает уважение, ибо предполагает превосходство того, кто ее высказал, над тем, кто услышал и не смог понять. Но надо заметить, что настоятеля уважают еще и за тот жизненный путь, который он проделал. В молодости он был самураем…

– Он – самураем?! Не может быть! – удивился Такэно.

– Как ты любишь перебивать… Да, он был самураем и служил при дворе князя, правившего на Севере. Князь ценил его, одаривал землями и должностями. Положение нашего самурая должно было еще более упрочиться после женитьбы на одной прекрасной девушке из знатной семьи. Но, какой ужас, накануне свадьбы наш самурай узнал, что его невеста была в свое время наложницей князя! Может ли мужчина жениться на девушке, потерявшей честь?! Подобное и представить себе невозможно, даже говорить об этом кощунственно; я знал одного славного воина, который покончил с собой, обнаружив после свадьбы, что его юная жена – не девственница. К счастью, наш самурай еще не успел жениться, поэтому ему не обязательно было вспарывать себе живот, но мир перевернулся для молодого человека; в тоске и горе оставил безутешный страдалец княжеский двор и ушел в монахи. Однако выбор монастыря оказался неудачен, потому что обитель, в которую он пришел, была неподалеку от города. Новоиспеченному монаху часто доводилось видеть в этом монастыре знакомые лица, что постоянно бередило его незаживающую рану. В конце концов, он удалился из той обители, пришел в Микото и со временем стал здесь настоятелем. Ходили разные нехорошие слухи по поводу неких его прегрешений уже в монашестве: вроде бы некая девица, которую он утешал… Но не желаю повторять сплетни! Во всяком случае, жизнь настоятеля не вызывает никаких нареканий – она полна святости, благости и самоотречения. И это также увеличивает уважение к нему… Но скажи мне, не говорил ли он с тобой о твоем воинском служении? Распознал ли он в тебе воина?

– Да, мой господин. На прощание он говорил о храбрости.

– Что именно?

– Храбрость – уверенность, трусость – страх и презренное сомнение.

– Так и сказал?

– В точности так, мой господин.

– Значит, я не ошибся в тебе, – загадочно произнес князь – Ты не понял, зачем я тебя привез в монастырь Микото?

– Нет, господин.

– Я хотел, чтобы монах подтвердил мне то, что я и сам уже решил. Ты станешь самураем, Такэно, как только мы вернемся в столицу.

– О, мой господин! – Такэно склонился и поцеловал руку повелителя.

– Оставь, упадешь с лошади! Успеешь отблагодарить меня, как положено по церемониалу, когда я буду посвящать тебя в самураи в своем замке, – сказал князь. – Но я хочу растолковать тебе непонятое тобою из беседы с настоятелем. Мне кажется, я знаю, о чем он тебя предупреждал. Твоя жизнь не будет счастливой: став самураем, да еще в столь молодом возрасте, ты вызовешь зависть и злобу у многих людей. А знаешь ли ты, что такое человек? «Человек в сущности есть дикое ужасное животное», – говорил один древний мудрец и прибавлял: «Вот когда спадают цепи законного порядка, тогда в полной мере обнаруживается, что он такое».

Я держу, правда, своих подданных в узде, но я не в силах изменить их. Как заметил все тот же мудрец, в каждом человеке существует запас ненависти, гнева, зависти и злости, который накапливается и однажды извергается, как лава вулкана. А человек при этом превращается в страшное чудище, свирепое и бессмысленное в своей жестокости. Люди бывают подобны богам, но они бывают подобны и дьяволу, – глядя на них, начинаешь думать, что таков весь человеческий род. Есть притча о льве и путнике, я расскажу ее: «Шёл однажды по дороге человек, видит – стоит клетка, а в ней заперт лев. Путник подошёл ближе, лев говорит ему: