Валентин Берестов - Государыня пустыня

— Куда? — спросила женщина.

— На Бала-Ишем. А вы?

— На Кала-Ишем.

И мы двинулись в разные стороны.

— Неправильно! — закричал Джума.

Женщина высокомерно повернула голову и сказала:

— Идем по азимуту.

— По азимуту, — бодро подтвердили мужчины, взмахнув бутылками. И даже их верблюд как-то презрительно качнул рейками, привязанными к бокам.

Мужчины поймали бутылки на лету, приложили их к губам, как трубы, сделали по глотку, с шумом прополоскали рты и — о пижонство! — выплюнули воду на песок.

В движении этих троих была такая уверенность, что мы с Джумой заколебались. Джума то и дело косился в ту сторону, куда направились наши коллеги.

Я попытался догнать Диму, чтобы объясниться, но тот шел, не оглядываясь, и не давал с собой поравняться.

— Неправильно, неправильно! — закричал Джума.

— Что значит — неправильно? — проворчал Дима.

Я оглянулся. Джума приплясывал, сидя на верблюде, радостно махал руками и пел: «Два человека — два верблюда, два человека — два верблюда!»

Ах, вот оно что: мы вступили в свои собственные следы.

Дима облегченно перевел дух:

— Я ведь тоже подумал, что мы можем промахнуться. Слишком уверенно идут эти артисты. Черт знает, куда выйдут, если не остановим. Куст обойти боятся, чтобы не сойти с азимута. Носом по карте возят. Карту нужно держать вот здесь! — и хлопнул себя по лбу.

Мы взобрались на следующую гряду и дождались, пока на ней появилась компания, идущая по азимуту. Вот они смотрят на нас. В позе розовой женщины — нерешительность.

— Неправильно! — закричал Джума с верблюда.

Компания повернула в нашу сторону. Первый шаг сделала женщина в розовом платье. Дима и Джума торжествующе перемигнулись. Они окончательно сработались!

Что же касается меня, то после этого похода я перестал бояться верблюдов, но больше никогда на них не садился. В конце концов можно приноровиться к их шагу. Ведь они идут со скоростью хорошего пешехода, и нужно только попасть в ритм и не сбиваться с него. И поэтому с верблюдами устаешь меньше, чем без них. Они облегчают вам путь, даже если вы не решаетесь на них сесть.

Прошло много лет, а я все помню этот поиск 27.

Грустно думать, что теперь уже никакая сила не может сделать так, чтобы мы снова оказались вместе: Джума, Дима, я и те два верблюда. Это несправедливо. Ведь мы замечательно сработались!

Этого студента раскопки увлекали не меньше, чем нас. Но мы были убеждены, что археологом ему не быть. Что-то другое привело его в пустыню. Может, просто экзотика: бураны, барханы, вараны, джейраны, караваны…

Много лет спустя я узнал, что в песках его интересовали мы сами. Для наблюдений ему нужен был замкнутый коллектив. Мы, надежно замкнутые пустынным горизонтом, вполне его устраивали.

На раскопках он открыл и сформулировал следующий психологический закон:

В КАЖДОМ КОЛЛЕКТИВЕ ВСЕГДА ЕСТЬ ЛИЦО, ПО ОТНОШЕНИЮ К КОТОРОМУ КОЛЛЕКТИВ ЧУВСТВУЕТ СЕБЯ ЕДИНЫМ.

Он перебрал в памяти все коллективы, членом коих он был. Закон подтверждался! Даже в купе дальнего поезда обнаруживался некто, над кем посмеивались, кого перевоспитывали, обсуждали, чьи странности вызывали у всех раздражение, а порою, наоборот, восторг и радость. Так, например, случилось в нашей экспедиции, где эту роль играл фотограф — чудак, балагур, всеобщий любимец.

Студент пока не придумал строго научного термина, греческого или латинского, и называл таких людей сначала козлами отпущения, потом — дежурными чудаками.

Раскопки заканчивались. Фотограф вместе со всеми должен был вернуться в Москву. А несколько человек во главе с самим Шефом отправлялись в маршрут через Каракумы. Студент правдами и неправдами добился, чтобы его взяли туда. Ему не терпелось проверить еще один пункт своего психологического закона:

ЕСЛИ УКАЗАННОЕ ЛИЦО ПО ТЕМ ИЛИ ИНЫМ ПРИЧИНАМ ВЫБЫВАЕТ ИЗ КОЛЛЕКТИВА, ТО КОЛЛЕКТИВ ИЗ СВОЕЙ СРЕДЫ НЕУКОСНИТЕЛЬНО ВЫДВИГАЕТ НА ЕГО МЕСТО ДРУГОЕ ЛИЦО.

Смена дежурного чудака должна была произойти прямо на глазах у исследователя.

Фотограф вместе с нами переправился через Аму-Дарью, полюбовался мавзолеями Куня-Ургенча, переночевал в песках, снял наши машины в свете зари на фоне курящихся от ветра барханов, с кем-то поругался, над кем-то подшутил, выдал старый анекдот и пропал в той стороне, где высился куня-ургенчский минарет. Мы вернулись к костру, допили кофе.

Студент пристально вглядывался в наши лица. Замкнутый коллектив. Кругом пески. Условия для наблюдений идеальные. Новый дежурный чудак не явится со стороны. Им станет один из сидящих у костра. Студент потирал руки. Если он прав, то скоро выяснится, кто же из нас отмечен перстом судьбы.

Он ведал истину. Он знал закон, которому мы должны подчиниться, сами того не подозревая. Но он не знал, что перст судьбы отметил его самого и что смотреть нужно не на лица, а на подметки. Слепым орудием фортуны был сапожник, который вчера на куня-ургенчском базаре подбил студенту ботинки двумя кусками автомобильной шины с буквами и рельефным узором.

Не прошло и нескольких часов, как след на песке был замечен.

— Автомобиль шел пешком, — улыбнулся кто-то.

Студент не придал значения шутке. И напрасно! Она была грозным предвестьем.

Вечером обмеряли средневековую крепость. Архитектор обратил внимание на странные следы, полюбовался их рисунком и шутки ради положил рядом двухметровую рейку. Что такое? Два шага равны двум метрам! Протянули двадцатиметровую рулетку, сосчитали следы: ровно двадцать! Попросили студента отсчитать сто шагов, смерили и ахнули: сто метров ровно!

Наблюдение было тут же доложено начальству. Философ с метровым шагом оказался идеальным инструментом для глазомерной съемки. Заодно он носил рейку и служил масштабом при фотографировании. Всякий раз, когда нужно было снять ворота, башню, гробницу, вал древнего арыка, он покорно входил в кадр и застывал.

— Человек — мера вещей, — посмеивались мы.

Через несколько дней он потерял имя. Между собой мы называли его Циркулем.

— Топографическим шагом арш! — командовал архитектор.

И Циркуль с рейкой на плече лихо печатал шаг по неровному гребню крепостной стены. Он делал свое дело артистически и двигался по прямой с четкостью лунатика. Сколько мы его ни проверяли, каждый шаг Циркуля оказывался равен метру. Феномен!