Михаил Скороходов - Путешествие на Щелье

Буторин ворочается с боку на бок, ворчит:

— «Щелья» пропала… Мои старухи слезами обольются. Кто это придумал–пропала? Почему так объявили?

— Не в том смысле, как ты думаешь, — отозвался я. — Долго нет от нас известий, забеспокоились, ищут.

— Смысл один, — стоял на своем Буторин. — Пропали — значит, пропали.

— Не пропадем, Дмитрий Андреевич, давай спать…

Над зеленой рекой струился утренний туман. Удивительная, особая ямальская тишина–от моря до моря. Выходим на берег, я отцепляю якорь, Буторин отталкивает ногой корму от берега. «Щелья» медленно разворачивается.

— Распустила свой подол, — осуждающе говорит Буторин. — Толстуха.

Я отталкиваюсь веслом от берега, нас тащит течением.

Бензина осталось мало, Буторин решил использовать более экономичный подвесной мотор, но не смог завести.

— Повреждена трубка карбюратора, — сказал он, укладывая мотор на место. — Не уберегли. Сколько раз переваливали со «Щельи» на «Щельянку» и обратно. Надеялись мы на тебя, везли от самого Архангельска, а ты нас подвел. Вот швырну за борт.

— Обойдемся, Дмитрий Андреевич. До Обской губы километров двадцать, пустяки. Паруса, весла, течение — двигателей хватит. Можно и бечевой.

— Кончится бензин, лучше всего буксировать «Щелью» на «Щельянке». За маленькой лодкой она легче пойдет. Видел, как на реках перевозят сено?

Огибаем очередной мыс, опять поворот на сто восемьдесят градусов. «Щелья» ткнулась носом в левый берег, река слишком узкая. «Щелья» прижимается бортом к обрыву. Беру шест, прохожу на нос, отвожу его от

берега. Течение разворачивает «Щелью», корма упирается в прибрежный кустарник. Буторин берет весло, отталкиваемся. «Щелья» пошла куда надо — вниз по течению. Все это мы проделали быстро, не включая мотора.

— Вальс! — говорю я. — Ну и «Щелья»…

Снова поворот. В воду скатываются комья земли, я поднимаю голову и прямо перед собой метрах в пяти вижу грязно–бурого песца. Карабкаясь на обрыв, он замер на мгновение, оглянулся, смотрит на меня.

— Дмитрий Андреевич! — я толкаю локтем Бутори–на в бок.

Он поворачивается. Наш Пыжик уже на берегу, мы и не заметили, как он катапультировался. Началась погоня, через несколько секунд и песец, и Пыжик скрылись за холмом.

Вскоре слышим его встревоженный лай, он становится все глуше. Обычная история: заметив вдали «Щелью», он мчится параллельно ей — в обратную сторону. Река так петляет, что сориентироваться трудно. Делать нечего, причаливаем. Иду напрямик через кустарник, зову Пыжика. Ветерок в мою сторону, поэтому он не слышит. Поднимаюсь на холмик, вижу речку — приток Зеленой. Пыжик не любит соваться в воду, неужели придется обходить? Высматриваю его в бинокль — не видно. Злюсь, кричу — не отзывается.

Наконец увидел. Он заметил меня, мчится во весь дух, в ивовом кустарнике мелькает его темная спина. Не останавливаясь, кидается в воду. Иду к «Щелье», он догоняет меня, кружится, танцует, путается под ногами. Злость проходит, ласково треплю его по загривку.

Буторин расположился на берегу, промывает бак. Пыжик плюхается на корму, поворачивается на бок, вытягивает лапы.

Пыжик лежит как колода, намаялся, дрыхнет.

Река неожиданно разделилась на два примерно одинаковых рукава. Справа видна перекрывающая русло сеть, выгнутая течением. Буторин без колебаний повернул туда. Экономим бензин — некоторые плесы проходим под парусами с выключенным мотором.

«Щелья» опять на мели–не угадали, пошли не той протокой. Залезаем в воду, беремся за уключины, медленно тащимся против течения. Прохожу на нос, беру тяжелый шестиметровый шест, отталкиваюсь. Шест вязнет в иле, с трудом вытягиваю его, чтобы оттолкнуться с другого борта. Буторин упирается руками в корму.

Работаем молча, так или иначе одно за другим проходим речные колена. Вышли в озеро, которое не обозначено ни на одной из наших карт. Протоку обнаружили быстро, убрали паруса. Выливаю воду из сапог, переобуваюсь.

— Евгеньич, гляди!

В стороне пролетел самолет с красной продольной полосой на фюзеляже–полярная авиация. Буторин выбежал на бугор… Не заметили.

— Только паруса свернули. Наверняка бы обратили внимание.

— Такой корабль не разглядели, — смеюсь я.

Река стала намного уже, до берегов можно дотянуться веслом, они подступают все ближе. У меня появляется смутное нехорошее предчувствие.

«Попали не в ту протоку, — подумал я. — Придется возвращаться на озеро».

Так и есть — впереди тупик. Вода затерялась, исчезла в высокой траве.

— Что такое? — изумился Буторин. — Куда девалась река?

Выходим на берег, осматриваемся — кругом болото. Вернулись на озеро–второй протоки не видно. Значит, ошиблись там, где река разделилась на два рукава.

— И самолет пролегал над тем руслом, — говорю я. — Потому нас и не заметили.

Полдня потеряли даром. Это пустяки, но бензин жалко.

Впереди показалась знакомая сеть. Она была теперь выгнута в другую сторону. Все стало ясно: здесь уже действуют приливно–отливные течения. На Ямале мы отвыкли от моря, Буторин принял прилив за течение реки.

Только вышли на правильную дорогу, мотор заглох. Запас бензина кончился.

— По прямой от фактории до Обской губы двести километров. А сколько мы прошли примерно?

— Километров шестьсот, — ответил Буторин. — Из них не меньше ста на веслах и под парусами.

Мы вывели «Щелью» на середину реки, до темноты потихоньку шли на веслах, по течению, но против ветра.

— Начался прилив и отлив тепла и света из тундры, — сказал я. — Дело к зиме… Если бы не ветер, к утру добрались бы до Се — Яхи.

— Приткнемся к берегу, переночуем. Грести ночью против ветра не стоит. Может быть, затихнет. А нет, завтра поглядим, бечевой или как…

Только поставили «Щелью» бортом к обрыву, повалил снег, все кругом побелело. Затопили печь. Еще днем у нас кончился чай, но я вспомнил, что у нас есть банка растворимого бразильского кофе.

Мы откинули полог, в каюту залетали снежинки. Я вспомнил майский снег над Северной Двиной, хороводы тающих льдин до горизонта, сморози и «мертвые льды», берега ямальских озер в летнем наряде… И вот — первый полярный августовский снег. Времена года кружатся вокруг «Щельи».

А мы степенно пьем из кружек заморский кофе, и его знойный аромат здесь, на краю земли за Полярным кругом не кажется нам странным. Но я знаю, что все это неповторимо и будет потом вспоминаться, как необыкновенный «златокипящий» сон.

— Все бы так пропадали, Дмитрий Андреевич, как мы с тобой. — Мне послышался рокот мотора. — Вертолет!

Он пролетел над рекой недалеко от нас, но мы разглядели только огни. Летчики тем более не заметили «Щельи», она в белой накидке, сливается с берегом. В Архангельске мы могли бы взять сигнальные ракеты, но не позаботились, теперь об этом жалели.