Йорген Бич - За аравийской чадрой

Все шло хорошо, но вдруг случилась катастрофа.

Какой-то араб бросил с дау швартовый канат, который страусы, по-видимому, приняли за питона или еще какую-нибудь страшную змею. В ужасе они стали бить ногами о стены клеток. Как известно, у страусов необыкновенно сильные ноги, и они мгновенно разбили несколько досок в щепки. Если бы эти глупые птицы не высовывали голов сквозь прутья клетки, они бы легко могли выбраться на волю и удрать. Но удрать они даже не пытались; между тем несколько матросов тотчас же подскочили к клеткам, накинули на них брезент и крепко обвязал стальными тросами.

К сожалению, для собравшихся на набережной это маленькое интермеццо имело весьма печальный финал. Те, кто стояли в передних рядах, испугались и попытались убежать; однако стоящие сзади непременно хотели получше рассмотреть, что там происходит, и изо всех сил стали давить впереди стоящих. Началась невообразимая толкотня, и в мгновение ока с десяток зевак очутилось в воде. Их всех удалось благополучно вытащить на берег, но прошло еще немало времени, прежде чем страсти улеглись.

Все последующие дни в Мукалле ни о чем другом не говорили, как о диковинных птицах. Местные жители и думать забыли о том, что матросы с чужеземного корабля бродят по мусульманской Мукалле, где европейцы пользовались весьма дурной славой. По мнению фанатических последователей ислама, европейцы — это «неверные собаки», которых правоверные мусульмане должны всячески преследовать и побивать камнями, ибо само их присутствие уже оскверняет святую Аравию.

Страусов с триумфом провезли через весь город и торжественно водворили в султанский зоологический сад, который непосредственно примыкал к гарему. Старый султан был безумно счастлив и известил меня и капитана Свенсона о том, что, когда в следующий раз мы попадем в Мукаллу, нас будут принимать как его личных гостей.

Из Мукаллы я отправился в путешествие через Аравийскую пустыню, а капитан Свенсон, который торжественно заверил меня, что еще вернется сюда и сделает из султана бифштекс, отплыл к восточному побережью Африки.

Быть может, астматические машины «Спики» уже остановились навсегда. Быть может, сама «Спика» села на риф или разбилась о берег. А быть может, капитан Свенсон просто забыл о приглашении султана. Ибо в Мукаллу он так и не вернулся.

Но я о приглашении не забыл.

Когда в 1952 году я вторично прибыл в Мукаллу, со мной, к сожалению, не было страусов, и, возможно, именно это прискорбное обстоятельство несколько затянуло процедуру прохождения через полицейский контроль. Однако я упорно доказывал, что меня пригласил сам султан Авадх бен-Салех бен-Галеб, и через несколько часов я наконец предстал перед великим повелителем правоверных.

Между тем я уже готовился выступить в роли злополучных страусов. Мне очень явственно рисовалась картина, как я стою в камере городской тюрьмы и просовываю голову сквозь прутья решетки. Пробить же ногами дырку в стене мне наверняка не удастся. Тем не менее прямо из полицейского участка с железными решетками на окнах я попал в маленький восьмикомнатный дворец, который султан любезно предоставил в мое полное распоряжение.

По правде говоря, султан был немного ошеломлен, узнав, что я решил воспользоваться его любезным приглашением двухгодичной давности. Но это испытание он перенес стойко, как и подобает истинному мусульманину.

Его премьер-министр, весьма начитанный господин, который когда-то учился в Каире, поведал мне сугубо конфиденциально, что обычно подобным приглашением не придают слишком большого значения и их следует рассматривать просто как долг вежливости.

Очевидно, с моей стороны было бы неразумно заявить, что все это мне отлично известно. Просто я решил воспользоваться султанским приглашением, чтобы посетить эту интереснейшую часть земного шара, и, когда султан вспомнил меня после упоминания о двух страусах или, во всяком случае, сделал вид, что вспомнил, мне оставалось только благодарить судьбу.

К своему величайшему сожалению, я узнал, что оба страуса оказались гораздо менее жизнеспособными, чем многие обитательницы султанского гарема. Один из них умер от какой-то хвори вскоре после того, как его поселили в зоологический сад. А другой покончил жизнь самоубийством, попытавшись проглотить тюрбан одного телохранителя.

В один прекрасный день меня пригласили посетить султана в его роскошном дворце. Авадх бен-Салех бен-Галеб был уже в летах, и на величавом челе его были написаны усталость и спокойствие. Каким бы делом он ни занимался, он отдавался ему со страстью. Круг его интересов не ограничивался одними лишь наложницами и заморскими зверями. Султан сам написал несколько научных трудов по различным вопросам, и некоторые из них были даже опубликованы. Еще несколько лет назад он был заядлым спортсменом. Но недавно его скрутила подагра, и ему стало трудно ходить.

В то время в Мукалле было запрещено публично демонстрировать кинофильмы, но султан был завзятым кинолюбителем и больше всего на свете любил показывать своим друзьям снятые им фильмы. Как султан, он мог позволить себе немного возвыситься над законом, предаваясь этакому ультрасовременному хобби.

Пожалуй, наша общая страсть к кинолюбительству и явилась тем счастливым обстоятельством, которое позволило мне провести несколько часов с султаном в его дворце. Своей кинокамерой я снял фильм о султане, наследном принце Амире Авадхе и принце Ахмеде. Здесь же был и премьер-министр, которому султан поручил заботиться обо мне. Он по-отечески опекал меня и помогал не нарушать дворцовый этикет, весьма сложный и запутанный.

Премьер-министр поставил меня в известность, что с моей стороны было бы весьма похвально, если бы я нанес визиты знатнейшим шейхам города. Я немедленно последовал его совету, но после первого же визита решил, что он будет и последним! Таким образом, остальным знатным шейхам придется обойтись без моего общества.

У шейха, к которому я направил свои стопы, меня угостили страшно крепким кофе, который в основном состоял из гущи и еще каких-то пряностей: имбиря или кардамона. Воды же было чуть на донышке. Из вежливости мне не удалось остановиться на двух чашках: ведь даже бог троицу любит. Пришлось выпить три чашки жидкого динамита, такого убийственно крепкого, что даже слезы брызнули у меня из глаз.

Чтобы прекратить пытку, после третьей чашки я откланялся, вернулся в свой дворец и тут же набросился на бурдюк с водой.

Но очень скоро я благодарил бога за эти три чашки кофе.

На другой день я пошел в мечеть. Прежде чем войти в нее, я снял башмаки, как велит мусульманский закон, и решил, что теперь все в порядке. Но не тут-то было.