Фритьоф Нансен - Через Сибирь

Я не могу не сказать ещё раз то же самое, что говорил в Тромсё, а именно: подобная безответственность и легкомысленность в подготовке полярных экспедиций совершенно непозволительны и возмутительны.

Но у нашего друга географа возникли и трудности иного рода, чем поиски экспедиции Брусилова, в которой ему предстояло принять участие. Уже прощаясь, он отозвал в сторону Востротина и попросил дать ему взаймы несколько сот рублей. Он очень хотел бы перезимовать на Енисее, поскольку тут обнаружилось очень много материала для исследований. Но он, к сожалению, не подумал об этом ранее и не взял с собой денег из Красноярска. Однако, к не меньшему сожалению, и у нас с Востротиным такой суммы при себе не оказалось. Так что ему в результате, вероятно, предстояло проработать всю зиму в Красноярске, чтобы заработать себе денег на обратный билет домой. Он, однако, лелеял надежду занять денег у Лида — под залог мехов песцов и белых медведей, которые должна была добыть экспедиция Брусилова — та самая, на возвращение которой, по его же мнению, не было ни малейшей надежды.

Ещё на «Лене» ехал помощник полицмейстера из Туруханска при полном параде. Это был уже шестой или седьмой полицейский, которого мы тут видели. Но этот утверждал, что просто путешествует ради собственного удовольствия.

Кроме того, на том же пароходе находился и помощник начальника государственной Енисейской флотилии, состоящей из барж и пароходов. Он отвечал за все перевозки грузов вверх и вниз по реке.

Просто удивительно, как иногда люди одной профессии бывают похожи друг на друга. Этот толстый крепыш с симпатичным и мужественным лицом так невероятно походил на бывшего начальник порта Кристиании Бассёе, что легко можно было их спутать. Тот тоже был здоровенным и энергичным человеком, который не мог спокойно усидеть на месте и постоянно был в движении.

Пока наш пароходик заправлялся — а на это всегда уходит много времени, — с баржи не переставали перегружать на лодки товары, а те отвозили их на берег — а это занимает ещё больше времени. Как правило, на погрузку-загрузку на каждой стоянке уходит не меньше двух-трёх дней, но тут уж ничего не поделаешь, поскольку баржа не может подойти близко к берегу из-за мелководья.

Наш географ, отправившийся на поиски своей экспедиции, сначала не переставал возмущаться тем, как в этой стране бесполезно тратят время, а потому вдруг решил написать куда следует, чтобы прекратить это безобразие. Действительно — зачем ездить туда-сюда на лодках, когда можно просто подойти к берегу. Вот только что делать с мелководьем? Этого он, как всегда, не знал.

На берег возили товары всех сортов. Прежде всего это были мешки с мукой, затем железные печи, какие-то кровати и прочая и прочая. Количество товаров, сплавляемых по реке государственными тремя пароходами с девятью баржами, колеблется год от года. В этом году, например, было очень много лис и песцов, поэтому у охотников водились деньги, они многое могли себе позволить купить и заказанные товары возили туда-сюда по Енисею. Если же и улов рыбы будет так же хорош в этом году, то пароходам и баржам будет что загрузить в свои трюмы на обратном пути. Однако таких удачных в смысле добычи лисьих мехов годов бывает не так уж и много, а потому количество рейсов в такие периоды сразу же падает.

Три парохода и девять барж, которые сейчас ходят по Енисею, государство купило во время войны 1905 года и доставило их сюда, чтобы способствовать развитию судоходства вниз и вверх по Енисею. Одновременно прилагались титанические усилия для развития морского пути по Карскому морю к устью Енисея. Но этот план не увенчался успехом. Сначала было объявили, что иностранные грузы, привозимые в Енисейск, не будут облагаться таможенной пошлиной, но уже на следующий год все льготы отменили, оставив их лишь для небольшой группы товаров, так что подвоз морским путём прекратился сам собою.

После обеда мы отправились на низкий западный берег погулять возле Левинских Песков — поселения, где наш капитан и команда хотели купить рыбы для засолки на зиму. Жили здесь в землянках на краю косогора у песчаного берега по большей части русские, которые и ловили рыбу на нескольких лодках.

Рыбалка происходит тут следующим образом. Один из рыбаков остаётся на берегу, он держит длинный конец линя, привязанного к неводу. Остальные отплывают на лодках с самим неводом на середину реки так далеко, как позволяет длина линя. Невод опускают в воду и тянут вниз по течению. Когда весь он окажется в реке, лодки поворачивают к берегу, чтобы соединить оба конца линя. После чего невод осторожно и очень быстро стараются вытащить на берег, при этом один из рыбаков заходит в воду и следит за продвижением сети, чтобы не дать рыбе уйти. Мы собственными глазами видели, как таким образом поймали муксунов. Улов был совсем невелик.

Здесь же довелось нам увидеть очень большую и сильную ездовую собаку. По своим размерам она вполне могла сравниться с небольшим бернхардинером. Нам сказали, что такие собаки тут не в диковинку. Они отлично тянут сани, но не так быстры, как более мелкие и крепкие собаки.

Тут я впервые увидел енисейского остяка. На голове у него был повязан платок — совсем как у женщины, но таков у них обычай. У него были нависшие клочковатые брови, чёрная небольшая борода и длинные чёрные волосы. Кожа у него была очень смуглая. Он очень походил на цыгана и резко отличался от прочих коренных народов, с которыми мне уже довелось тут познакомиться. Тут жили ещё несколько остяков, как нам сказали, один якут, но все они сейчас были на реке. Они были наёмными работниками русских, которые промышляли тут рыбной ловлей.

Ещё мы видели самоеда, невероятно похожего на японца, в старой измочаленной войлочной шляпе. Он родился на Севере в семье бедняков, которые отдали его русским, там он и вырос где-то значительно южнее по реке. Там он ходил в школу, научился читать и писать и в результате, по его же собственному признанию, почти забыл самоедский язык. Мне он показался очень умным, недаром здесь он занимался скупкой рыбы для одного купца из того самого поселения, где он и вырос.

Наконец рыбная торговля была окончена, и капитан и команда погрузили на борт нашего судна свои бочонки с сельдью для засолки на зиму. И мы направились дальше, чтобы вскоре очутиться у села Дудинка, Москвы Севера, важнейшего поселения всей области, потому что именно здесь начинаются и оканчиваются все крупные торговые операции, происходящие на территории от самой Хатанги до Анабары, и именно отсюда уходят в разные стороны суда.

Дудинка расположена на высоком восточном берегу Енисея, а дома, как это здесь везде водится, строятся вдоль обрыва. Я, однако, не мог поверить глазам своим, когда увидел в их череде один столь прекрасный и высокий дом, которого и представить не мог в здешних краях. Длинным рядом окон и дверей он напомнил мне в лучах заходящего солнца сказочные дворцы Вереншёльда [65], раскинувшиеся вольготно вширь и ввысь до самого неба. Это был дом первого купца в округе, и как раз сейчас он перестраивался, а его хозяин был болен и находился в отъезде. Купца этого считали одним из самых приятных и добрых людей в этих краях, очень хорошо относившимся к коренным народам.