Александр Старостин - Спасение челюскинцев

Каманин подумал о своем командире эскадрильи.

«Вот это человек! Его, наверное, и пошлют, — вспоминая своего командира Ивана Ивановича Карклина, Каманин испытал нечто похожее на нежность. — В каждом из нас есть как бы его отражение».

Размышляя на тему «у меня нет биографии», Каманин был не прав и, что называется, совсем уж перескромничал. Прекрасная у него была биография в двадцать четыре года.

С шестнадцати лет он поступил в летную школу. В девятнадцать был военлетом. А жизнь военного летчика требует постоянного мужества. Мужество он определил для себя так: выполнять то, что положено, до конца и без ошибок несмотря ни на какие помехи.

Входя в штаб, где, кроме командира эскадрильи Карклина и других военлетов, находился и инженер эскадрильи, он доложил о своем прибытии.

Иван Иванович огласил приказ. Каманин с трудом сохранил наружное спокойствие, стараясь не показать охватившего его ликования.

«И радости и горести надо воспринимать со спокойствием», — сказал он себе.

— Кого думаешь взять с собой? — спросил Карклии.

Каманин, памятуя слова командира: «Хоть секунду, а подумай!» — вздохнул, собрался с мыслями и ответил:

— Военлетов Демирова и Бастанжиева.

— Правильно.

Поглядев на инженера, Карклин сказал:

— Итак, самолеты немедленно разобрать, погрузить на платформы. Времени на сборы у вас немного, — последнее относилось уже и к Каманину. — Всего два часа. Вопросы есть?

Во время загрузки разобранных самолетов на платформу — стояла ночь — Карклин сказал Каманину:

— К твоей группе будет прикомандирован и гражданский летчик.

— Это еще зачем?

— По фамилии Молоков.

— Как? Неужели сам Молоков? — изумился Каманин.

— Он самый. Твои инструктора в школе учились у его учеников… Тебе, конечно, неловко будет им командовать.

— Конечно, неловко. Как же себя вести?

— Сам продумай линию поведения, время есть. Главное, имей в виду — у него громадный опыт работы на Севере. Попроси поделиться своими соображениями, спрашивай совета, не стесняйся. Но, конечно, помни, что командиром назначили тебя, самолеты военные. И гражданские летчики подчиняются тебе.

— Я, пожалуй, буду обращаться к Молокову не как командир к подчиненному, а как партийный товарищ к партийному.

— Пожалуй, ты прав. В конце концов, у вас общее дело, и ваша задача — вывезти челюскинцев.

Карклин вздохнул и продолжал:

— Нельзя забывать, что у стариков есть чему поучиться, сам будешь стариком, поймешь это.

— У нас, Иван Иванович, — Каманин впервые назвал своего командира по имени-отчеству, — конфликтов как будто не было. И с Молоковым не будет, хотя мы и относимся к разным поколениям. Дело-то ведь и в самом деле общее.

Карклин улыбнулся.

— Это я так, упреждаю. Веду, так сказать, упредительный огонь. Тебе, я вижу, и так все ясно. Вот, кажется, загрузка и швартовка подходят к концу. Пойдем-ка поглядим, как загрузили и закрепили. Проконтролируем и — с богом. Глянь, как хорошо смотрятся еропланы без пулеметов. Когда же это ероплан превратится в орудие познания природы и спасения человека, а пулеметы осядут в музеях?

— Как только нас оставят в покое.