Антонио Арлетти - ТРАМПЕАДОР

Я справлялся со своей частью работы вполне удовлетворительно. Правда, мне плохо удавалась окончательная отделка шкур, и я так и не научился толком надрезать лапу ногтем. А так как от этой тонкой операции во многом зависела стоимость меха, ее всегда выполнял Франческо, при этом с поистине хирургической точностью. Зато я очень гордился своими успехами в приготовлении кольев и подпорок для развешивания шкур. Франческо и кочевая жизнь постепенно пробудили и во мне атавистические инстинкты.

С каждым днем мы встречали все больше разных птиц, особенно водоплавающих. Ложе реки стало шире, и птицам было полное раздолье на песчаных и каменистых отмелях. Здесь они митинговали бесконечно долгими часами.

Утки, гуси, лебеди [25] Черношейный лебедь. Cygnus nigricollia. Американский вид, близкий к обыкновенным лебедям. водились тут в таких количествах, что возникала мысль об организованных заранее сборищах, на которых какой-нибудь болтливый океанский диктатор терзал своих бедных подданных пышными речами.

Тысячи и тысячи лебедей.

Мы столь далеки от мысли, что эти редкостные птицы, кроме зоологических садов и чудесных парков немногих принцев, живут на свободе огромными стаями, что нужно попасть на дикую реку патагонской пустыни, дабы удостовериться в этом. Понятно, что эти безлюдные глухие места лебеди избрали своим последним убежищем от беспощадных врагов — людей. Но даже сюда забрался авангард преследователей, предвещавший лебедям неминуемое истребление.

После целой недели замечательных солнечных дней я не удивился, когда, проснувшись утром, увидел вокруг снег. Я нехотя высунул голову из спального мешка и выглянул наружу. Сделать это было нетрудно, так как палатка спереди имела отверстие. Сияние рассветного солнца и блеск первого снега! Должно быть, он шел всю ночь.

Я снова забрался с головой в мешок, лелея надежду поспать еще немного, но Франческо стал меня довольно внушительно встряхивать, что-то бормоча себе под нос. Он велел мне вставать и молча одеваться.

То, что я принял за слой снега, оказалось стаей лебедей. Ночью на реку, возле палатки, опустилась белоснежная лебединая стая. В нескольких шагах от нас многочисленное племя лебедей, которых ничуть не встревожила молчаливая палатка, лениво пробуждалось ото сна.

Вначале глухое бормотание, неторопливое потягивание и похлопывание крыльями. Затем радостные восклицания, не смолкавшие даже, когда лебеди тщательно чистили клювом каждое перышко. И наконец хриплые, зовущие крики, громогласные ссоры, сердитые шлепки, сцены ревности, нежное воркованье. Малыши гонялись друг за другом, дрались, и все это прямо на глазах у родителей. Одни папы и мамы призывали своих чад к порядку, сердито ударяя их клювом, другие сохраняли олимпийское спокойствие. Вблизи лебеди казались черными, закрытыми зонтиками, нечаянно упавшими в белые керамические вазы.

Мирное племя красавцев лебедей готовилось встретить еще один чудесный солнечный день в заботах о хлебе насущном. Но за их спиной два жестоких и кровожадных представителя людского племени уже готовили им погибель. Не столько ради перьев, которые ценятся довольно дешево, сколько ради мяса. По словам Франческо, лучшей приманки, чем мясо лебедей, не сыскать. Острый запах будет еще издали приятно щекотать ноздри больших и малых хищников, заманивая их в капканы.

Я предпочел бы понежиться в теплом мешке, тем более что мне не улыбалась перспектива с раннего утра приступать к истреблению ни в чем не повинных лебедей.

С этого дня сия скверная привычка вошла у нас в обычай, свидетельствуя о моей быстрой эволюции.

Каноэ змеей подкрадывалось по воде к птицам.

Стараясь остаться незамеченными, мы зашли лебедям в тыл, чтобы течение само принесло к нам подстреленных птиц.

Тишину долины нарушил грохот пальбы. Лебеди, оглушенные и пораженные столь неожиданным «добрым утром», попытались было взлететь, но тут же отказались, то ли не понимая, что происходит, то ли из солидарности со своими ранеными товарищами.

Они упрямо плыли по реке, не сводя глаз с лебедей, бившихся в предсмертных муках, тоскливо клича их или пытаясь громкими криками придать им мужества. Очень скоро течение унесло поредевшую лебединую стаю за пределы ружейного выстрела.

Наши ружья без труда поражали легкую живую мишень. Моя колубрина, попав наконец в умелые руки Франческо, показала, на что она способна.

Течение прибило к нашему каноэ множество стонавших и бившихся в агонии птиц, другие мертвыми качались на волнах. Нескольким легкораненым лебедям удалось спастись и присоединиться к стае.

Вода окрасилась в красный цвет. Время от времени к небу взлетал предсмертный стон лебедей — пронзительный и немузыкальный крик. Теперь я понял, почему на сцене лишь показывают, а не воспроизводят песню умирающих лебедей. Этот нелепый и странный крик никак не гармонирует с величием смерти.

Завершив побоище, мы повесили шкуры лебедей вместе с перьями хорошенько просушиться.

Днем мы положили у каждого из двенадцати капканов по куску лебединого мяса. Этой ночью я, как обычно, заснул крепким сном; Франческо же спал мало и очень чутко. Ему не терпелось проверить, кто попался на аппетитную приманку. Уже засветло он разбудил меня и принялся допрашивать, не слышал ли я ночью шум. Я ответил, что ничего такого не слышал. Ночью мне снились одни и те же сны: река, пороги, слалом с крутых водопадов, страшные, свирепые рыбы. От ужаса я дрожал мелкой дрожью в тесном спальном мешке, но не просыпался. Усталость позволяла мне во сне лишь видеть, но не слышать.

Франческо же не терял попусту времени на сновидения и слышал все, что делалось вокруг. Этой ночью он услышал во сне нечто особо интересное.

Пока я готовил завтрак, он беспрестанно повторял, что этой ночью было mucho movimento [26] Много движения (испан.) .

Не прожевав как следует последний кусок, мы двинулись в путь. Шесть серых лисиц, две дикие кошки, одна красная лиса; одним словом, полнейший успех, если бы... не исчезновение одного из капканов.

«Вот почему Франческо утром говорил о mucho movimento», — сообразил я.

Пригнутые и сломанные кусты, комья земли, следы могучих лап. После недолгого изучения Франческо определил, что пума сорвала замок и уволокла впившийся ей в ногу капкан.

— А ведь ее-то мы не звали!

В оправдание бедной пумы должен сказать, что будь я голоден, то от манящего запаха лебединого мяса и сам наверняка угодил бы в западню. Впрочем, я и так очутился в западне, ибо мне предстояла неминуемая погоня за беглянкой.

Я пришел в отчаяние. Страх перед обезумевшей от боли пумой меркнул перед паническим ужасом, который нагонял на меня в подобных случаях Франческо. В памяти еще свежи были воспоминания о поисках в лагуне. Где и как отыскать выносливую и быстроногую пуму? Если бы ветка, к которой был привязан капкан, выдержала, животное не смогло бы пробежать больше двухсот-трехсот метров. Но ветка, искромсанная в щепки, валялась у наших ног.