Жюль Верн - Плавучий остров. Вверх дном

Однако, когда они подходят к жилищу вождя, он выходит к ним навстречу в сопровождении целой свиты туземцев. Это высокий мрачный фиджиец со свирепой физиономией. У него жесткие, курчавые, выбеленные известью волосы. На нем парадная одежда — полосатая, стянутая поясом, рубаха, на левой ноге старая ковровая туфля и — Пэншина едва удержался от смеха! — синий с золотыми пуговицами фрак, кое-где заплатанный, с разными фалдами, одна из которых доходит ему до колена, а другая до лодыжки.

И вот, приближаясь к явившимся в его селение «папаланги», вождь этот спотыкается о пень, теряет равновесие и валится на землю.

Тут же, согласно этикету «бале мури», вся его свита в свою очередь спотыкается и почтительно растягивается на земле, «чтобы оказаться в том же смешном положении, что и вождь».

Такое объяснение дал лоцман, и Пэншина вполне одобряет это правило, не более смешное, чем столько других, которые в ходу при европейских дворах.

Все поднялись на ноги. Вождь перекидывается с лоцманом несколькими фразами по-фиджийски. Квартет не понимает ни слова, лоцман переводит. Это все вопросы о том, с какой целью чужестранцы явились в деревню Тампоо. Следуют ответы, что они, мол, желают только осмотреть деревню и погулять по окрестностям; затем еще несколько вопросов и ответов, и, наконец, дается милостивое разрешение на осмотр селения и прогулку.

Впрочем, вождь не обнаруживает по поводу появления туристов в Тампоо ни удовольствия, ни досады и дает туземцам знак расходиться по домам.

— В конце концов с виду они не очень злы! — замечает Пэншина.

— Все равно, будем осторожны, — отвечает Фрасколен.

В течение целого часа артисты разгуливают по деревне, и никто их не трогает. Вождь в синем фраке удалился к себе в хижину, и, как видно, туземцы относятся к пришельцам с полнейшим равнодушием.

Ни одна соломенная дверь так и не открылась перед ними, и, побродив по улицам Тампоо, Себастьен Цорн, Ивернес, Пэншина, Фрасколен и лоцман направляются к развалинам храмов, похожих на заброшенные лачуги. Неподалеку от них стоит дом, в котором обитает один из местных колдунов.

Колдун этот, стоя в дверях своего жилья, бросает на пришельцев не слишком дружелюбные взгляды, и, судя по его странным жестам, можно подумать, что он насылает на них злые чары.

Фрасколен пытается при помощи лоцмана завязать с ним разговор. Но тут у колдуна делается такое свирепое выражение лица, он принимает столь угрожающий вид, что приходится распроститься с надеждой вытянуть из этого фиджийского дикобраза хоть одно слово.

Тем временем, несмотря на все предостережения, Пэншина отделился от своих друзей и углубился в густую чащу бананов, покрывающую сверху донизу склон холма.

Когда Себастьен Цорн, Ивернес и Фрасколен, раздосадованные неприветливостью колдуна, собрались уходить из Тампоо, оказалось, что их товарища нигде не видно.

Между тем пора возвратиться к лодке. На море скоро начнется отлив, который продолжится несколько часов; необходимо использовать оставшееся время, чтобы спуститься вниз по течению Ревы.

Фрасколен, обеспокоенный отсутствием Пэншина, начинает громко звать его.

Никакого ответа.

— Да где же он?.. — спрашивает Себастьен Цорн.

— Не знаю… — отвечает Ивернес.

— А кто-нибудь из вас видел, как отошел в сторону ваш друг? — спрашивает лоцман.

Нет, никто не видел!

— Наверно, он пошел к лодке по тропинке, которая ведет от деревни… — замечает Фрасколен.

— Напрасно он это сделал, — отвечает лоцман, — но не будем зря терять времени, пойдем за ним.

Все отправляются, испытывая довольно сильное беспокойство. Этот Пэншина вечно выкидывает какие-то штуки, а между тем, если даже считать свирепость туземцев, столь упорно пребывающих в диком состоянии, плодом вымысла, все-таки их друг может подвергнуться весьма реальной опасности.

Проходя через Тампоо, лоцман с тревогой замечает, что нигде не видно ни одного фиджийца. Двери соломенных хижин закрыты. Перед хижиной вождя никого нет. Женщины, занимавшиеся приготовлением куркумы, тоже исчезли. Впечатление такое, будто жители ушли уже давно.

Тогда маленький отряд ускоряет шаг. Несколько раз музыканты принимаются звать товарища, но тот не отвечает. Неужели его не окажется и на берегу, в месте причала лодки? Или, может быть, лодка, оставленная на попечении механика и двух матросов, тоже исчезла?

До условленного места остается несколько сот шагов. Друзья торопятся и, выйдя на опушку леса, замечают лодку и трех моряков, которые остались сторожить ее.

— А наш товарищ?.. — кричит Фрасколен.

— Разве он не с вами? — в свою очередь интересуется механик.

— Нет… уже с полчаса, как его нет…

— А он сюда не приходил? — спрашивает Ивернес.

— Нет.

Что же случилось с этим беспечным человеком? Лоцман уже не скрывает своей тревоги.

— Надо вернуться в деревню, — говорит Себастьен Цорн. — Не можем же мы бросить Пэншина на произвол судьбы…

Лодку оставляют под охраной лишь одного из матросов, хотя, может быть, это и небезопасно. Но не лучше ли на этот раз возвратиться в Тампоо, взяв с собой побольше вооруженных людей?

Если бы даже пришлось обыскать все селение, они не уйдут из деревни и не вернутся на Стандарт-Айленд, пока не найдут Пэншина.

Пускаются в обратный путь. В деревне и кругом нее все та же тишина. Куда девалось население? Улицы — словно вымерли, соломенные хижины пусты.

Увы, не может быть никакого сомнения… Пэншина забрел в банановую рощу… его схватили и поволокли… Но куда?.. Легко представить, какую участь уготовили ему эти каннибалы, над которыми он потешался. Искать его в окрестности Тампоо совершенно бесполезно… Как обнаружить хоть какой-нибудь след в лесу, среди чащи, которую знают одни фиджийцы? К тому же есть все основания опасаться, что они попытаются захватить и лодку, оставшуюся под охраной одного матроса… Если случится такая беда, — исчезнет всякая надежда спасти Пэншина, да и сами товарищи его окажутся в опасности.

Невозможно передать отчаянье, охватившее Фрасколена, Ивернеса и Себастьена Цорна. Что делать? Рулевой и механик тоже не знают, на что решиться.

Тогда Фрасколен, сохранивший присутствие духа, говорит:

— Возвратимся на Стандарт-Айленд.

— Без нашего товарища?! — восклицает Ивернес.

— Мыслимое ли это дело? — добавляет Себастьен Цорн.

— Другого выхода я не вижу, — отвечает Фрасколен. — Надо сообщить обо всем губернатору Стандарт-Айленда… и властям Вити-Леву, чтобы они приняли меры…

— Да… поедем, — советует лоцман, — нельзя тратить ни минуты, если мы хотим воспользоваться отливом!