Вадим Храппа - Страна аистов

Это было весной 1709 года.

Пастор рыбацкой деревушки Пиллкоппен , что на Куршской косе, ночью лежал без сна и слушал, как гремят льдины на заливе.

— Ну, вот и весна, — думал он. — Скоро рыбаки выйдут на промысел. Появится заработок, поселок оживет после зимней спячки, и во дворах засмеются дети.

Ураганный ветер выл в печной трубе и рвался в окна, но на душе у пастора было радостно. Все-таки весна идет.

Ему показалось, что хлопнула входная дверь. Пастор удивился, потому что помнил, как закрывал ее. Он встал и отправился посмотреть, что происходит в сенях. Вдруг дверь спальни распахнулась. Чьи-то руки подхватили его и бросили на кровать. Мужской голос потребовал, чтобы он немедленно оделся и пошел в кирху. Пастор даже не испугался, потому что не понял, что происходит.

— Как же я оденусь в темноте? — поинтересовался он.

Ему разрешили зажечь лампу. И когда он увидел тех, кто пришел, ему стало не по себе: в комнате стояли двое мужчин, одетых во все черное. Лица их были скрыты темными платками так, что видны были только глаза.

— Что вам от меня нужно? — спросил пастор, дрожащими руками натягивая сутану.

— Не бойтесь, — сказали ему. — Мы не грабители. Мы свидетели новобрачных. Нам нужно, чтобы вы обвенчали пару, которая уже ждет у кирхи. Там же и гости. У нас все готово, так что дело за вами.

Пастор только пожал плечами. Возражать в его положении было бессмысленно.

Подходя к кирхе, он увидел людей в черных одеждах. За ними, в заливе, покачивался корабль с черными парусами. И тут пастор по-настоящему испугался и бросился бежать. И убежал бы, но в темноте не разбирал дороги и уперся в кладбищенскую ограду, где его и настигли мужчины в масках. Они волоком притащили пастора в кирху и освободили только у алтаря. К этому времени в кирхе уже горели свечи. Кто-то заиграл на органе неизвестную пастору тягучую мелодию. От этих звуков у него мороз прошел по коже.

Жених и невеста уже стояли перед алтарем коленопреклоненными. Они были единственными из присутствующих, кто не скрывал бледных, будто сделанных из воска, лиц. Пастор обвенчал их, и вся свадьба подалась из кирхи на берег залива.

Двое ночных гостей отконвоировали пастора к его дому. Уходя, они велели священнику не следить за ними, а в дополнение подперли дверь пасторского дома палкой, чтобы после их ухода тот не смог выйти.

Все еще дрожа, священник, не раздеваясь, лег на кровать. И тут раздался удар колокола.

— Ветер, — успокоил себя пастор, хотя прекрасно знал, что такого не случалось даже в самые сильные ураганы.

Утром прихожане, не найдя пастора в церкви, пришли и освободили его из заточения. Он не стал рассказывать о событиях прошедшей ночи и заторопился к службе. Но в кирхе его ждало еще одно потрясение: у алтаря стоял гроб с той самой невестой, которую он ночью обвенчал. Ни записки, ни чего бы то ни было, проясняющего хотя бы ее имя, не нашли. Пастор отпел девушку и с несколькими рыбаками — добровольными помощниками — похоронил на кладбище безымянную. На простом деревянном кресте так и было написано: «Неизвестная. 1709 год, число».

К вечеру того же дня пастор почувствовал недомогание — у него поднялась температура. Он подумал, что простыл на ночной прогулке, заварил чай из трав и укутался потеплее, надеясь, что к утру температура спадет. Но облегчения не наступило. Наоборот, его лихорадило так, что в сознание он почти не приходил.

Так в деревушку пришла чума.

Следом за пастором заболели рыбаки, принимавшие участие в похоронах безымянной невесты, потом члены их семей, соседи…

Все время дул ветер. На поселок двинулись дюны, которые некому было остановить. Песок вваливался в окна мертвых домов, заползал на кровати и столы, засыпал колодцы.

Несколько рыбаков из Росситтена пришли как-то к Пиллкоппену и долго кричали, пока к ним не вышел мальчик лет двенадцати. Рыбаки предупредили, что каждый день будут носить еду для оставшихся в живых жителей поселка и оставлять ее на окраине. Ранним утром мальчик должен был там же, на границе поселка, выставлять столько камней, сколько человек еще нуждались в пище.

В первый день на дороге перед поселком лежали девять камней. На другой день их было семь. К концу недели только один камень сиротел посреди дорожного полотна.

Песок заносил уже и кирху, а ветер все дул, не ослабевая.

По странной прихоти, чума не тронула подростка. Он единственный выжил, хотя от самого поселка не осталось и следа. Пиллкоппен без остатка был поглощен песком. Где-то в недрах дюн остался пасторский домик, кирха, погост с крестом и надписью: «Неизвестная. 1709 год…»

Упрямый мальчик не желал покидать общую могилу своих родных и соседей. Он устроился жить неподалеку, соорудив себе у залива хижину. Скоро там же поселился какой-то рыбак с семьей.

— Как называется это место? — спросил он у мальчика.

— Пиллкоппен! — ответил упрямый мальчик.

С него и начался тот поселок, что мы знаем сегодня.

Ныне поселок Морское на Куршской косе.

Этот человек считался вольным крестьянином, но на самом деле был колдуном. Родом он происходил из самбийских жрецов — вайделотов. И хотя пруссы давно уже были христианами, люди, подобные Зупплиту, пользовались огромным влиянием. Они, правда, всячески скрывали от властей как свое происхождение, так и склонность к магии. Колдовство в Пруссии хоть и не наказывалось костром, как в остальной Европе, но все же было вне закона и грозило большими штрафами. Однако именно этими способностями, доставшимися ему от предков, Валтин Зупплит прославился во время прусско-польской войны 1520 года. Тогда же и вольный город Данциг, воспользовавшись обстоятельствами, попытался поживиться за счет Пруссии и высадить морской десант на западном берегу Самбийского полуострова.

Весть о появлении вражеских кораблей облетела Самбию мгновенно. Крестьяне из немцев точили рогатины, крестьяне из самбов чистили мечи своих предков, дворяне собирали дружины. Выходцы из Голландии, Чехии, Австрии, Руси — те, чьи предки пришли сюда триста лет назад, и те, кто сам только что обжился — все готовились защищать Пруссию.

В тот день ландмайстеру донесли, что есть крестьянин из вайделотов, который берется колдовством отогнать польский флот от берега. Но для этого надобно высочайшее разрешение на ворожбу. Времени на моральные колебания у ландмайстера не было — и он дал добро.

Валтин собрал огромную толпу крестьян-соплеменников. Отовсюду пришли люди, еще не забывшие язык и обычаи пращуров. В складчину они купили черного быка, несколько бочек пива и собрались на высоком берегу в районе часовни Святого Адальберта. Тут развели два больших костра и стали молиться своим богам, а закончив, быка забили и разделали тушу. Но шкуру, кости и внутренности не выбросили, а поджарили на сковороде и раскидали в море вдоль берега.