Вадим Храппа - Страна аистов

Вскрыли. И с ужасом обнаружили, что никакого Осиандера в ней нет, а покоится там истлевший труп колдуна Балтазара, который посетил Кёнигсберг еще в начале XVI века. Он тогда поразил двор — на обеде у герцога слепил из хлеба монету с надписью на неведомом языке, которая тут же превратилась в золотую. Монета позже попала в замковый музей, а Балтазар исчез неизвестно куда.

Могилу закрыли, ничего в ней не трогая, а присутствовавшие дали клятву никогда никому не говорить о том, что видели. Но разве такие вещи утаишь? Кто-то сказал брату, тот — свату… Короче говоря, скоро об этой истории знала вся Пруссия.

После вскрытия могилы пугавшие людей звуки прекратились, и постепенно жизнь прихода наладилась. Но вот что интересно: кирха с тех пор начала трескаться и проседать в землю. А к началу XIX века храм и вовсе стал представлять угрозу для жизни горожан — тогда его попросту снесли.

Буквально — «Старый город». Так назывался первый из трех городов Кёнигсберга, построенный под южными стенами орденского замка. Так сложилось, что именно Старый город всегда был центром общественной жизни Кёнигсберга. В его кирхе хоронили видных государственных деятелей, а в его ратуше принимались судьбоносные для Пруссии решения. Позже, когда 13 июня 1724 года Альтштадт, Лёбенихт и Кнайпхоф объединились в единый столичный град, именно альтштадтский бургомистр Цахариас Гессе стал первым главой нового магистрата. С того дня герб Альтштадта — сверху красная корона на серебряном поле, а внизу черный крест на пурпуре — стал частью герба Кёнигсберга.

Такая популярность города не могла не сказаться на его застройке. Улицы Альтштадта были так узки, что по ним невозможно было проехать в повозке. Чтобы представить себе эту картину, стоит вспомнить постановление магистрата от 1700 года, запрещающее строить в Альтштадте дома ближе двух шагов друг от друга. Конечно, сегодня такая застройка средневековых европейских городов кажется особенно милой нашему измученному бетонными громадами сердцу. Но мне как-то довелось читать записки некоего немецкого путешественника. Тот самыми последними словами ругал узкие кварталы Альтштадта и нависающие над головами прохожих балконы, украшенные мещанской деревянной резьбой. Пожалуй, сегодняшняя панорама Альтштадта — вечно продуваемый ветрами пустырь над Прегелем в районе Московского проспекта — показалась бы ему более привлекательной.

Второй из городов, составивших позже Кёнигсберг. Получил узаконенный статус такового в 1300 году. На гербе Лёбенихта был изображен голубой щит с золотой короной, под короной и над ней сияли две звезды.

К сожалению, от Лёбенихта не осталось ничего. Город, или, если хотите, этот район Кёнигсберга, был напрочь разрушен англичанами во время памятных миру бомбардировок 1944-го года. Теперь там огромный пустырь с бензозаправкой и каким-то ржавым катером на постаменте, напоминающем о той страшной войне. Нет Лёбенихтской кирхи, построенной в XIV веке, с ее резным алтарем в стиле рококо, с ее люстрами, украшенными фигурами веселых пивоваров и сапожников. Лёбенихт ведь был городом ремесленников, и в своей кирхе горожане хотели видеть не скульптуры рыцарей, а таких же, как и они сами, мастеров. Нет и готической ратуши, где после объединения городов заседали пивовары Кёнигсберга, и где в мансарде жил студент Альбертины Иммануил Кант. Нет больше одной из старейших в Европе общедоступных гимназий — Лёбенихтской, которой за многовековые успехи в образовании в 1811 году было присвоено звание высшей школы, выпускавшей инженеров. Стараниями английских летчиков все это навеки стерто из людской памяти.

Самый молодой из трех городов, составивших позже Кёнигсберг. Только с 1324 года на острове началось серьезное строительство капитальных домов. Но началось, судя по всему, довольно резво. Уже через три года — в 1327-ом — Книпав (так поначалу назывался Кнайпхоф) получил статус города и соответствующую конституцию. Позже здесь вырос Кафедральный собор, ныне ставший визитной карточкой Калининграда-Кёнигсберга, позже к нему был пристроен университет «Альбертина». Кстати, здесь же, у собора, была и одна из самых старых в Европе гимназий, открывшаяся еще в 1304 году. Несколько лет — с 1633 по 1639 год — ее возглавлял входящий сейчас в моду поэт Симон Дах. Его статуя потом стала украшать ратушу Кнайпхофа, в которой правительство Кёнигсберга заседало вплоть до 1927 года, пока не переехало на площадь Ганзы — сегодняшнюю площадь Победы, — в здание, где и сейчас заседает правительство города.

Кнайпхоф изначально заселялся купцами и всякого рода негоциантами, и каждый из них не жалел денег, чтобы роскошью жилища подчеркнуть свое богатство. И потому весь Кнайпхоф, целиком, до самого никчемного желоба для стока воды с крыши, был архитектурным памятником. Тот, кто бывал в старом центре Гданьска, пожалуй, может себе представить, как выглядел Кнайпхоф. Остальным же придется довольствоваться видом сегодняшнего, заросшего деревьями острова с сиротливо торчащим Кафедральным собором. Впрочем, в некоторых умах давно уже бродят идеи восстановления Кнайпхофа. Это вполне выполнимо — тем более что цоколи всех его зданий и планировка улиц уцелели, их только присыпали землей во время расчистки острова от развалин. Дело за малым — нужно только найти деньги.

Некогда, кажется, во времена правления Великого курфюрста Фридриха Вильгельма, в одной из мансард центра Инстербурга в семье шорника родилась девочка. Назвали ее Верона.

Отец ее был хорошим мастером — тачая упряжь для лошадей, он неплохо зарабатывал, и семья не бедствовала. Верона ходила в школу, постепенно вырастая в девушку, которая ничем особо не отличалась от своих подружек. Разве что лицо у нее было чуть светлее, чем у иных, да волосы чуть ярче сверкали на солнце золотинками. Но в Пруссии всегда было много светлых девушек, так что Верона не сильно выделялась среди сверстниц. Жизнь ее текла самым обычным для девушки провинциального городка образом. Родители уже присматривали ей жениха, и, в конце концов, она бы вышла замуж за какого-нибудь удалого кузнеца, нарожала бы детей и была бы этим счастлива. Однако судьба ее сложилась по-иному.

В Инстербург приехала семья англичан по фамилии Симпсон. Что их толкнуло на смену места жительства, неизвестно. Известно только что, не отличаясь особой родовитостью и благородством, Симпсоны тем не менее были людьми состоятельными. Даже очень состоятельными. Они купили большую ферму и занялись выведением особой породы лошадей для продажи. У Симпсонов был единственный сын — наследник — по имени Чарльз. В Инстербурге его, правда, сразу переименовали в Карла, но сути это не меняло. А суть заключалась в том, что этот самый Карл был как-то сильно озабочен поисками любви. Сам по себе этот факт не очень тревожил родителей парня. Гораздо больше им не нравилось, что он, вместо того, чтобы помогать семье в делах разведения лошадей, с утра до вечера носился по Инстербургу за местными девушками.